Валерий Сегаль - Охотники до любви
Концентрик вышел из нуль-кабины с индексом ru.spb -12 и очутился прямо на Сенатской площади. Он огляделся вокруг: очень непривычно и до крайности неуютно.
Широкая как море, одетая в гранит Нева, не зная усталости и не замечая перемен, несла свои воды к Финскому заливу, а с площади на нее уже четыре столетия молча взирал Петр Великий, изображенный верхом на коне, взвившемся на дыбы на дикой гранитной скале. Все здесь веками оставалось неизменным: и Исаакий позади Медного Всадника, и Сенат, и Синод, и Адмиралтейство, и даже решетка, окружающая самое знаменитое творение Фальконета. Новыми были лишь абсолютно равнодушные глаза пришельца, впервые лицезревшего эти -- теперь уже музейные -- красоты.
Концентрик знал, что этот город считается совершенством красоты, но ему не было до этого ровным счетом никакого дела. Во всяком случае, до сегодняшнего дня не было. Сегодня он решил разобраться, зачем его зовет сюда незнакомая женщина. Что у нее ассоциируется с Медным Всадником? Если уж она больна и мечтает о плотском грехе, то почему предлагает ему встретиться здесь, а не рвется к нему в комнату?
Концентрик еще раз осмотрелся по сторонам. Людей нигде не было видно. Два прола перекрашивали крышу бывшего Сената. Ветерок чуть слышно шумел, раскачивая ветви деревьев, голуби важно разгуливали по площади, а внизу бежала широкая, некогда знаменитая река. Все остальное навеки застыло в немом, холодном, совершенно непонятном Концентрику, величии.
Концентрик подумал, что наверно во все века и эпохи существовало какое-то полуофициальное мнение о гениальности, бессмертности, бесценности тех или иных творений, действительно имевших прежде культурное значение, но уже отживших свой век и почти никому более не понятных. Вероятно теперь такая участь постигла этот город. Люди в нем жили лишь на окраинах, в районах новостроек, в высоких зданиях (без ненужных более лестниц!), возводимых биороботами по единому проекту. Здесь, в центре -- в старомодных неудобных домах, в огромных комнатах, заставленных прежде шкафами, книжными полками, сервантами -- ютились биороботы. Здесь же они трудились на старых заводах и фабриках, перестраивали эти предприятия на современный лад, получая указания от людей по компьютерной связи. Чтобы быть способным оценить красоту и значение этого города, понял Концентрик, необходимо лучше знать жизнь такой, какой она была прежде, когда эта площадь была постоянно полна людей, когда Нева использовалась для судоходства, когда ежегодно сотни тысяч туристов любовались красотой Медного Всадника. Концентрик знал все это лишь очень поверхностно, понаслышке.
В школе Концентрик видел несколько старых художественных фильмов, отснятых не то в XX, не то в XXI веке. Он не слишком ими заинтересовался; жизнь в них была показана какая-то странная. Больше всего ему запомнился эпизод из американского боевика, когда один коротышка в шляпе играет на рояле, а масса перепившихся ковбоев дерутся под музыку, причем дерутся каждый за себя. Из того же фильма в памяти у Концентрика остались индейцы, коренные жители Америки. Но, в общем, понимания старой жизни фильмы ему почти не добавили.
"Неплохо бы почитать что-нибудь из старинной литературы", -- подумал Концентрик и неторопливо побрел назад к нуль-кабине.
3
Дома его уже ожидало новое электронное послание, на сей раз очень
лаконичное:
"Ты почему молчишь, Концентрик? Отзовись.
Аделаида".
Концентрик тяжело вздохнул и поморщился; затем вытянул из коробочки салфетку и не спеша, основательно вытер со лба пот. Почему-то ему вдруг вновь захотелось на улицу. Он выглянул в окно, но во дворе, естественно ничего не было, кроме зеленых крон густо посаженных деревьев, да беззаботно щебетавших в них птиц. Почему его опять потянуло на улицу? Ведь он только что вернулся оттуда и минуту назад был уверен, что там ему абсолютно нечего делать. А может он и хотел ничего не делать, существовать безмятежно, как он и существовал до сегодняшнего дня. Во всяком случае теперь ему так казалось.
Эта женщина побешивала и, одновременно, очень увлекала его. Одним махом она внесла в его жизнь что-то незнакомое, но очень волнующее, и вместе с тем -- сумбур, чреватый неприятностями с заказчиком и даже материальными убытками. Дело в том, что по графику Концентрик должен был сейчас усиленно разрабатывать тему "Необходимость психического торможения биороботов типа ПРОЛ-17 при использовании их на работах с повышенными термическими нагрузками", а вместо этого он болтался по Санкт-Петербургу, получал любовные послания, испытывая при этом немалое волнение, и даже всерьез подумывал посвятить какое-то время чтению старинных романов.
Еще вчера он спокойно мастурбировал перед экраном, пребывая в приятной уверенности, что обеспечивает себе этим занятием физиологическую удовлетворенность, а также душевный покой, необходимый для плодотворной научной работы. И вот все смешалось.
Немного поразмыслив он напечатал простодушный ответ:
"Аделаида!
Я был сегодня у Медного Всадника, но не нашел там ничего интересного или заслуживающего внимания.
Концентрик".
Ее реакция была незамедлительной:
"Так, давай, я приду к тебе!"
Прочитав такое, Концентрик аж покрылся испариной и опасливо взглянул
на свою нуль-кабину, как-будто оттуда кто-то мог вылезти без его на то санкции. Очевидно, Аделаида по-своему истолковала его наивный ответ, вложив в него смысл, каковой Концентрику никогда и в голову бы не пришел.
Он машинально сказал в транслятор:
-- Нет, нет. Что ты!?
Она напирала:
"А почему?"
Он смущенно признавался:
-- Я боюсь.
Она недоумевала:
"Чего?"
Он "пожимал плечами":
-- Не знаю. Это, как-то, не принято.
Она отчаянно шла на сближение:
"Концентрик, дай мне свой номер. Мне надоело говорить в транслятор; я хочу говорить с тобой и видеть тебя, хотя бы на экране!"
Концентрик смутился. Дело было даже не в том, что, по своему
обыкновению, он сидел перед компьютером совершенно голый, как в день своего появления на свет. Просто он, вообще, терпеть не мог видеосвязи. Да и по "обычному телефону" (старинный оборот!) он говорил редко, лишь в случае деловой необходимости, которая обычно выпадала не чаще одного-двух раз в неделю. Он предпочитал обмениваться электронными письмами: приходилось говорить в транслятор или даже печатать, зато так он чувствовал себя гораздо раскованнее. Кроме того, сейчас он действительно боялся. Ему вроде и хотелось увидеть Аделаиду, но то, что она предлагала, не лезло ни в какие ворота.
Все же он проклинал себя за этот постыдный страх (прекрасный пример атавистического мышления!) и чувствовал, что краснеет, когда печатал (именно старомодно печатал, а не произносил в транслятор) ответ:
