Авдей Каргин - Водолей и Весы
Леля возвела равнодушный взор к потолку, и в этот миг люстра начала раскачиваться. Сильнее. Все сильнее.
— Судариков! — завизжала Леля. — Останови немедленно.
Люстра замерла на секунду в отклоненном положении, а затем плавно опустилась и больше уже не двигалась.
— Ну, Судариков, ты даешь, — Леля выцарапала из пачки сигарету. — Как ты это делаешь?
— Этого сразу не объяснишь.
— И ты скрывал?
— Понимаешь…
— Ладно, ладно. Но причем здесь Сатурн?
— Я, собственно, ничего такого не хотел. Это все твои гороскопы. Стал я задумываться о Сатурне — это моя планета, понимаешь? Ну и зашвырнул его нечаянно. Я, конечно, не уверен… Может, совпадение…
— Судариков, это ужасно. Выходит, ты и Землю перевернуть можешь. Тоже мне, Архимед!
— Господь с тобой, Лелечка. Для чего ее переворачивать. Я и Сатурн этот с радостью вернул бы на место.
— Верни, Судариков, — умоляюще сказала Леля. — Через месяц защита, а тут вся астрономия летит в тартарары. Твой Сатурн сделал то, чего, как доказывает моя работа, не может быть никогда.
— Я попробую, Лелечка.
— Пожалуйста, голубчик, ты уж постарайся. Я люблю постоянство в небесном мире. Нс нужны мне летающие тарелки и скачущие планеты. Так было уютно думать, что в мире есть что-то устойчивое. Хватит с нас путаницы в людских делах.
— Я постараюсь, Лелка.
На следующее утро Володя поехал к Федору. Тот выслушал его молча.
— Неужели это я сделал? — воскликнул Володя.
— Ну, — Федор наклонил голову. — Однако, не надо пило так.
— Да я ж случайно, я и думать не думал.
— Наперед будешь думать. Запомни, так свою судьбу не изменишь.
— А я смогу вернуть все назад?
— Сможешь, — сказал Федор, — сможешь.
— Но как?
— А ты и сам знаешь, — Федор посмотрел на него жгучими своими глазами.
По коридору обсерватории шел человек. Серебряные жидкие волосы обрамляли его румяное лицо. На серый лондонский костюм легко был наброшен белый халат. Почтительная свита двигалась чуть поотстав в том же темпе. Это был член-корреспондент Петр Максимович Склянкин. Забравшись под купол, он решительно двинулся к телескопу.
— Ну, что тут у вас за страсти, — недовольно процедил он, пристраивая лоб к аппарату.
Заглянул в окуляр. Почмокал, Свита затихла. В стороне у стенки стоял Лева Кислюк, зажав в руке бутерброд с сыром.
— Вы что, разыграть старика решили, судари мои? — строгим фальцетом сказал член-корреспондент.
Бутерброд чуть не выпал у Левы из рук.
— С каких это пор у Марса кольца, а? Я нас спрашиваю! — нажимал академический фальцет.
— Позвольте, Петр Максимилианович, — робко начал стоявший за его спиной Аркадий Афанасьевич.
— Отчего же не позволить, позволю, — Склянкин отпрыгнул от телескопа. — Пожалте, полюбуйтесь на свой Марс. Фантазеры. Романтики. Революционеры.
Аркадий Афанасьевич заглянул в телескоп.
— Ну? — требовательно спросил Склянкин.
Несчастный астроном ничего не ответил. Он молча смотрел в телескоп и сопел.
— Судариков, дан я тебя поцелую, — Леля повисла у него на шее. — Мир снова устойчив и уютен. Сатурн на месте. Как ты напугал меня, однако. Обещан, что больше ничего такого не выкинешь, шалун ты эдакий.
— Конечно, Лелечка.
— Это же просто какое-то космическое хулиганство. Смотри, об этой истории — никому!
— Никому, Лелечка.
Он покорно склонил голову. Человек, который мог двигать планеты.
