Владимир Рыбин - Земля зовет
- Будем жить как никому не нужные заморские диковинки? Да сколько мы там протянем?
- разве вы еще не поняли, что вечно жить бессмысленно? Одного этого вывода довольно для оправдания всех наших трудов.
- Но ведь мы им не нужны! - воскликнул Войл. - Нельзя жить, когда ты никому не нужен!..
И тут рядом послышался тихий и мягкий голос:
- Все не так просто.
Командир и историк разом оглянулись и увидели у стены бледный силуэт человека с матово поблескивающими полосами на голове, на груди и на бедрах.
- Вы знали, кто мы? - спросил командир, опомнившись.
- Я говорил: мы им не нужны! - раздраженно сказал Войл.
- Все не так просто, - повторил уэнец.
- Почему же вы нам не сказали?
- Это было бы как взрыв. Мы не могли лишать вас надежд. Это верно: нельзя жить с сознанием, что ты не нужен. Вам требовалось время, чтобы привыкнуть и понять.
- Ну вот, Войл, а вы говорили: ничего общего. Они мыслят, как мы.
- Слабое утешение.
- Это лишь начало. Сколько еще найдется общего.
- Каково будет нашим, когда они узнают, что все труды напрасны! Нам нечего сообщить Земле, там и без нас все знают.
- Все знать нельзя, - сказал уэнец. - Пусть знания, которые вы собрали, нам известны. Но есть информация, и есть выводы из нее. Вы сами по себе феномены. Новая информация в вас самих. Она не может быть неинтересной. Но нас разделило время, и вы вправе сами решать свою судьбу.
- Вот именно, - сказал Войл.
- Вот именно, - сердито повторил командир. - Только "мы" - это не я да вы. Мы - это весь экипаж "Актура". Всем и решать...
Командир опустился в кресло. Вот когда почувствовал он, что устал, смертельно устал от стотысячелетних забот. Он закрыл глаза и откинул голову. Потом медленно, очень медленно поднял отяжелевшую руку, дотянулся до приборной панели и нажал красную кнопку.
Во всех самых отдаленных уголках корабля, ввинчиваясь в сознание и спящих и бодрствующих, забились, застонали, засверкали частые прерывистые сигналы чрезвычайного общего сбора...
