Сергей Герасимов - Голый человек
Он взглянул на часы. Прошло двадцать шесть минут из получаса, отмеренного заранее и точно, как доза лекарства.
Быстро закончив суп, он подождал последние двадцать секунд и открыл крышку кастрюли, выключил газ. Мутные струи опали и вода стала прозрачной. На дне сидел скорпион средней величины. Прын постучал по железной стенке и скорпион довольно резво передвинулся. Полчаса кипячения ему не повредили. Канавы с дегтем такой тоже не испугается, но это другой вопрос.
Прын был умен. Умен не силой или глубиной отвлеченной мысли и не примитивной практичностью мелкого барышника, а умением найти нужную точку и давить на нее до самого конца.
Говорят, есть такие собаки, которые не разжимают зубов даже после смерти. Такие страшней всего.
Он вышел из дома и пошел к погребу. День был жарок, как сковородка. Над кучей битых кирпичей зудели вечнозеленые мухи. В тени валялся ничейный Шарик, из-за жары похожий на большую пыльную тряпку благородной расцветки: бабушка Шарика была наполовину овчаркой. Шарик был доброй собакой, но в остальном похож на своего благодетеля: имел имел такие же тяжелые челюсти и любил охотиться за людьми; из-за своего малого роста предпочитал детей и особенно, предусмотрительный, девочек.
Прын взглянул на солнце и зажмурился. Ему всегда доставляла удовольствие легкая физическая боль – боль ожега, ослепления или удара. Иногда по вечерам, когда было нечего делать, он колол себя иголкой в ладонь, иногда резал предплечье безопасной бритвой и не останавливал кровь, давая ей высохнуть, иногда вырывал себе волоски возле ушей.
– Шарик, сюда! – скомандовал он.
Шарик встал и потянулся во всю собачью длину, открыл пасть шире чем гиппопотам из сказки про Айболита и высунул язык до самой земли.
– Иди со мной.
Он открыл дверь погреба и вдохнул холодную зеленую сырость. Там, внизу было слышно легкое потрескивание, как будто кто-то ломал яичную скорлупу. Три верхних ступени были чисты, но дальше скорпионы двигались и ползали большим шевелистым ковром. Почему-то эти создания предпочитали низкие места.
Он взял Шарика на руки и приласкал, чтобы собака не боялась, и бросил вниз. Фиолетовые волны беззвучно сомкнулись, только треск скорлупы стал слышнее.
– Даже вякнуть не успел, – проговорил Прыщ задумчиво и продолжал стоять, глядя на подвижные отблески.
Каринка с Маринкой плакали в четыре ручья. Немного от боли Каринку слегка укусил скорпион когда она лазила по зарослям крапивы) но в основном из желания вымолить прощение. Метод детей и женщин – полстакана слез и ты прощена.
– Сколько раз я повторял что не стану больше повторять? – горозно вопрошал старый Кац.
Вопрос относился к лазанию по чужим сараям. Каринка с Маринкой открыли краны до упора. Слезы стекали четырьмя глязными полосочками.
Старрый Кац был еще не очень стар, он легко поднимал мешок цемента, и совсем не был евреем, что легко замечалось по его физиономии. Его голова была похожа на толстую деревянную чурку – такую, на которой рубят дрова, а ей хоть бы хны – он был усат усатостью, сползающей вниз, и краснолиц здоровой краснолицостью богатырских пьяниц. Старый Кац был мужем Андревны и отцом Яши, единственным человеком, на которого Яша обращал внимание и которого слегка боялся.
– Ну, я спрашиваю!
Ввиду неопределенности вопроса Каринка с Маринкой продолжали равномерно плакать.
Появился Прын, как всегда неожидано материализовавшись из ниоткуда. Старый Кац вздрогнул.
– Тебе что?
– Голый человек, – сказал Прын. – Они лазили в сарае, чтобы посмотреть на голого человека.
– На Нестора, что ли?
– Да, из кваритры 19.
– Да на что у него смотреть? – серьезно удивился старый Кац.
Старшая Каринка неожиданно прекратила плакать и заявила:
– Есть на что!
Прын открыл пасть и засмеялся.
– Чего смеешься?
– Посмотри на малявку!
Каринка снова прекратила плакать и заявила, что ей десять лет (прибавив восемь месяцев), а в таком возрасте раньше замуж выходили.
– Замуж собралась, – сказал Прын, – ох не к добру это все.
Старый Кац пока не клюнул.
– Что не к добру?
– Не годится голым в окне стоять. Смотри, что с детьми делается. Я бы за такое…
Старый Кац потемнел.
В четыре двадцать пополудни в городе отключилась канализация. Еще через час были перерезаны подземные электрокабели и электричество не смогли восстановить. Бодрые радиопередачи прекратились. Становилось тихо и страшно. В канализационных колодцах кишело нечто невнятное и приподнималось, приподнималось, грозя выплеснуться на улицы смертельным потоком. Единственный отель – многоэтажный «Гостеприимный» был срочно эвакуирован, потому что начал оседать фундамент. Говорили, что «Гостеприимный» построен над бывшими каменоломнями, а в каменоломнях…
Андревна надела парадный платок (оранжевый с желтым) и накрасила губы, как в праздник. Она была худа и жилиста от ежедневных трудов, и даже в таком возрасте помада ей шла.
Сзади Андревну можно было принять за девушку, настолько хорошо сохранилась ее фигура. Она привычным движением приостановилась у зеркала, не замечая себя.
– Ну что, пойдем что ли?
– Ага, – ответил Кац.
Они поднялись на второй этаж к квартире номер 19 и старый Кац вдавил кнопку звонка мутным желтым ногтем.
– Есть кто-нибудь?
– Я не могу выйти, – ответил Нестор.
– Почему это?
– Я не одет.
– Тогда оденься, я подожду.
Старый Кац вопросительно посмотрел на Андревну; Андревна кивнула.
– Я занят, – сказал Нестор из-за двери.
– Я те дам занят, – проговорил Кац, понемногу распаляясь. —
Я к тебе пришел!
Он ударил в дверь ладонью и упали, разбившись, несколько кусков штукатурки.
Андревна отрицательно покачала головой.
Кац снова остыл.
– Хорошо, я тебя подожду, – сказал он с мрачной уверенностью.
Они спустились и стали ждать на крыльце.
– Он не выйдет, зря это все, – сказал старый Кац.
Снова появился Прын.
– Не вышло?
– Лучше уйди, не зли меня.
Прын не стал злить, но остался.
Они долго стояли молча. Приближался вечер, уже угадывался в особенной тишине и в спокойствии мутного тумана над полями.
– Как твоя лодка? – спросил Прын.
Старый Кац единственный в округе имел большую моторную лодку, настоящий катер.
– А тебе зачем?
– Хочу купить.
– Не хватит денег.
– Ну хоть дай покататься.
– Ты умеешь?
– Нет, – ответил Прын и снова замолчал.
Водить катер умели только старый Кац и Яша. И это решало дело. Подумав, Прын выбрал Яшу.
Во дворик вошла Светлана. Она выглядела озабочено-беспутно, похожая на путану, которой не везет с клиентами. Несмотря на жару, она была в кожаной курточке и широких кожаных шортах до колен.
