Александр Потупа - Эффект лягушки
Выходной отсек в полном порядке. Все на месте. Надо влезать в скафандр и двинуться за борт.
Страшновато? В общем-то, да. Можно открыть люк и за исчезающе малую долю секунды рассыпаться на атомы или на что помельче. Но ведь не распадается же стенка кабины. Кажется, на этот раз туннель устроил новую игру — пичкать нас иллюзиями бета-жизни ему надоело, захотелось побаловать нас бета-смертью. Нечто новое и непонятное…
В углу резко метнулась тень — словно лягушка прыгнула. Нет, всего лишь тень руки. А было бы неплохо иметь провожатым какого-нибудь простецкого подмосковного лягушонка. Лучше не какого-нибудь, а именно того, который так напугал Иринку…
Неужели где-то есть эти столетние заболоченные пруды, есть Иринка, нараспев читающая стихи, есть «огромность квартиры, наводящей грусть», есть я без этого нелепого скафандра и вне туннеля, есть лягушонок, который прискакал немного поиграть с красивой тетей Ириной, а его не поняли и испугались…
* * *Не поняли и испугались — самое человеческое сочетание реакций. Сначала лягушонка, потом меня и моего дела. И заболоченные пруды канули куда-то. Одно дело стихи, другое — реальные туннели, откуда так легко угодить к профессору с вкрадчивым голосом.
Иногда пруды оживают, лента памяти заполняется зеленовато-коричневыми колебаниями, солнечными бликами, Иришкиным шепотом…
И сразу, без перехода, словно склеили куски двух разных кинопленок, встает перед глазами первый визит в главный Бета-центр. Отборочное собеседование. Но дело не в нем, оно — стандартное действо в жизни Испытателя.
В вестибюле Центра сразу бросается в глаза презабавная скульптура. И какой шутник придумал поставить здесь эту огромную лягушку из яшмы на золотистом куске масла?
Впрочем, старая притча неплохо вписалась в огромное пространство вестибюля, который в одном из телерепортажей был определен как «врата в будущее». Уж не в то ли, где мы теперь оказались?
У лягушки усталый вид, из-под левой задней лапы еще летят брызги. Она спасается, она работает… Она по уши заляпана сметаной и комочками масла, но она добилась своего и создала свой кусок тверди, создала вопреки законам физики, ибо, в принципе, обычной лягушке не под силу такое дело… Между прочим, она еще не победила окончательно — скользкий островок масла плавает в целом сметанном озере. Не победила, но сделала главный шаг к победе… Может быть, смелость — комок затвердевшего страха?
Как бы то ни было, прощай, лягушка, древний символ воскресения. Спасибо за проводы…
Люк медленно отъехал в сторону, и я шагнул за борт. Вокруг мерцали звезды — обычные славные плазменные шары. Мое тело поглощало метры пространства, которое никуда не исчезало…
* * *— Никуда не исчезало ваше пространство и исчезать не собиралось, сказал я, заглянув в кабину ровно через двадцать девять минут и растирая затекшее плечо. — И кажется, оно по-прежнему трехмерно…
— Дон, приступай к ремонту внешнего информатора. Там еще добрый десяток повреждений. И в системе дубля тоже. Марио передаст сигнал выхода и сменит тебя через полчаса. Я хочу спать, — добавил я и сел в кресло.
Не стоит пугать ребят — пока ни к чему. Они сами все поймут. Туннель сыграл с нами, быть может, лучшую свою шутку — чуть не убил взаимным коротким замыканием. Созерцание вновь обретенного мира успокоит их, а ремонт — тем более, он кого хочешь заставит успокоиться. Вероятность полного восстановления невелика — туннель поработал на славу… Но нас будут искать, нас непременно отыщут…
— Надо посоветовать кое-кому сунуть это дурацкое табло куда-нибудь подальше, — пробормотал я, проваливаясь в крепкий и ярко-красный, как полотно Вселенной, глубокий сон, неизбежный пролог к моей следующей, возможно, более счастливой бета-жизни…
Минск, 1975
Эту книгу — наиболее полное собрание повестей и рассказов Александра Потупа — можно воспринимать как особый мир-кристалл с фантастической, детективной, историко-философской, поэтической и футурологической огранкой. В этом мире свои законы сочетания простых человеческих чувств и самых сложных идей — как правило, при весьма необычных обстоятельствах.
