Владимир Рыбин - Иллюзион
Кивнув Роланду, чтоб не спускал глаз с управляющего, Мортон прошел в туалет, вынул плоскую карманную рацию, прицепил присоски антенны к канализационной трубе и вызвал шефа.
— Управляющий? — переспросил шеф, выслушав доклад. — Сам на себя доносил? Ведь это он вызвал полицию. Нет, поищи другого.
— А все же пришлите пару человек. Пусть погуляют снаружи на всякий случай.
— Где я их возьму… — Шеф замолчал, и Мортон подумал было, что он отключился. В соседней кабине урчал унитаз и булькала вода под краном. Разве что Форреста? Он сегодня на свидание отпросился, ну да свидание не похороны, можно и отложить…
Вернувшись в зал, Мортон увидел идиллическую картину: Роланд, как экскурсант, ходил за управляющим от скульптуры к скульптуре, почтительно слушая его воркующий голос.
— Древние понимали красоту женского тела, не как мы. Теперь все сводится к сексу, и женщина в купальном костюме уже не вызывает эмоций. Да и вовсе без ничего не всегда волнует. Стыдливость — вот основа пластического искусства. Взять эту мраморную девственницу, у нее все угадывается под покрывалом, все, что надо. Видно, что она колеблется: скинуть покрывало или нет. И зритель мучается вместе с ней. Часами стоит, завороженный ее нерешительностью. Когда женщина все делает сама, неинтересно. А тут каждому хочется помочь. И уж я-то знаю, сколько рук тянулось к этой скульптуре…
— А та, двухмиллионная? — спросил Роланд. — Она совсем голая, чего ж столько стоит?
Управляющий пожевал губами, погладил лысину.
— А кто знает, сколько она стоит? Ее никто не покупал. Лет пятьдесят назад музей, которому она принадлежит, вконец разоренный, предложил продать ее за два миллиона. Покупателя не нашлось. А цифра так и осталась. Мы упоминаем ее только в целях рекламы. Поверьте, девять из десяти посетителей музея приходят только за тем, чтобы взглянуть, что это так дорого стоит.
Он вздохнул, оглянулся, увидел Мортона и сказал:
— Пора гасить свет.
— Зачем? — удивился Мортон. — В темноте преступнику будет легче.
— А вы на что? — усмехнулся управляющий. — Я плачу вам не за то, чтобы вы всю ночь любовались скульптурами.
— Можно подумать: вы заинтересованы в том, чтобы богиню украли.
— К сожалению, это невозможно.
— К сожалению?
Он расхохотался, как мальчишка, который знает тайну.
— О, это была бы сенсация. Это было бы грандиозное открытие, и я б заработал на нем не два, даже не двадцать два миллиона. Но вы не волнуйтесь: все останется на своих местах. Вы ведь этого хотите? У полиции ведь одна забота: чтобы все оставалось на своих местах?..
— Но свет вы все-таки не выключайте.
— Свет выключается только в зале. Скульптуры остаются освещенными, так что вы все будете видеть.
— И вы тоже, — сказал Мортон. — Вам придется провести ночь вместе с нами.
Управляющий задумался, что-то прикидывая, и кивнул:
— Что ж, может, это и лучше…
Они сидели в пустой темной нише, смотрели на тускло освещенную шеренгу скульптур. Теперь, когда затянутые в черный бархат постаменты совсем исчезли из виду, скульптуры словно бы повисли в воздухе. Стояла жуткая тишина, не было слышно даже шума машин с улицы, и Мортону временами начинало мерещиться, что скульптуры оживают, шевелятся, словно собираясь размяться от вековой неподвижности. Тогда, чтобы отогнать дремоту, он глубоко вздыхал и крутил головой.
В какой-то миг ему почудилось, что безрукая богиня зашевелила торсом, как это делают женщины, когда крутят хула-хуп. Он тряхнул головой, очнулся и вдруг увидел возле ниши темную фигуру человека. Человек наклонился и щелкнул выключателем где-то под постаментом. "Выключил лазерное ограждение, — подумал Мортон. — Значит, кто-то из своих>. Он оглянулся на управляющего, разглядел в темноте его закрытые глаза и отвисшую во сне губу.
Человек шагнул в нишу, протянул руки и вдруг удивленно вскрикнул, замычал и попятился к окну. И только тут Морган вспомнил, что управляющий так и не убрал от окна стремянку. Он взглянул на место, где только что стояла богиня, и не увидел ее. Это был тот момент, которого он ждал.
— Стой! — крикнул Мортон.
Человек тенью кинулся к окну, прыгнул на стремянку, распахнул незапертую раму. За ней была решетка, но теперь Мортон был уверен, что решетка не удержит преступника, что она всего скорей откидывается.
— Уйдет! Уйдет! — истошно и вроде бы радостно завопил управляющий. Он выскочил из ниши, подбежал к стремянке, уронил ее.
Преступник стоял уже на подоконнике. Заскрипела решетка. Мортон кинулся ставить стремянку, понимая, что еще мгновение и преступник спрыгнет на улицу, но управляющий и тут помешал, вроде бы неловко поддел стремянку ногой, снова уронил.
— Заодно?! — заорал Мортон, выхватывая пистолет.
И тут оглушающе грохнул выстрел. Роланд, в тире всегда стрелявший мимо, на этот раз не промахнулся. Человек вскрикнул беспомощным и почему-то знакомым голосом, рухнул в зал. Мортон наклонился над ним, посветил фонариком и увидел перекошенную от боли удивленную физиономию Форреста.
В зале загорелся свет. Мортон обессиленно опустился на пол, совсем обалдевший, минуту смотрел, как Фо кривил губы в виноватой улыбке.
— Что тебе, законных путей не хватало? — с укоризной сказал Мортон. Пошел на преступление…
— Это не… не преступление, — выдавил Фо. — Это для… рекламы.
— Что?!
Фо лежал с закрытыми глазами и, казалось, ничего не слышал.
— Что ты сказал?
Подошел Роланд, легко поднял Форреста и понес его к выходу.
— Для какой рекламы?..
В глазах замелькали ослепительные вспышки, и только тут Мортон заметил репортеров, обступивших его. Представил завтрашние фотоснимки в газетах, где он будет изображен беспомощно сидящим на полу, и волна злости вскинулась в нем. Но он тут же погасил в себе эту вспышку: для репортеров чем больше скандал, тем лучше. Поднялся, принялся отряхивать колени. Когда разогнулся, репортеров возле него уже не было. Они толпились в стороне, окружив человека, которого Мортон вчера принял за сторожа.
— Я помощник управляющего Лео Смит, — бодро говорил он, — я должен сделать важное сообщение. Посмотрите вокруг…
Театральным жестом он повел рукой. Все оглянулись, куда он показывал, и все ахнули: скульптур не было. Ни одной.
Как фокусник, Смит протянул руки к той нише, где еще недавно стояла двухмиллионная богиня, и она тотчас появилась на своем месте, целая и невредимая, выпуклая, гладкая, словно живая. Мановением руки Смит одну за другой вернул на свои места все скульптуры и громко и ясно, словно декламируя со сцены, произнес только одно слово:
