Татьяна Грай - Прости, былое
Заканчивался обеденный перерыв, и сотрудницы уже сидели на рабочих местах, слушая рассказ Анны Николаевны об очередной проказе ее любимицы, кошки Софьи Львовны. Анна Николаевна - одинокая пожилая женщина - считала свою кошку гением животного мира и могла говорить о ней без конца. А поскольку рассказывать она умела, слушали ее с удовольствием, прерывая лишь взрывами хохота. В момент очередного всплеска веселья вошел Игорь Антонович и, выслушав заключительную фразу рассказа Анны Николаевны, сказал:
- Это все ерунда. Вот я вам сам скажу про кошек. Кошки - они, знаете ли, очень разные бывают. Иной раз такая идиотка уродится... Хотя, конечно, перебил сам себя Игорь Антонович, - для любого кошковладельца его зверь самый умный.
И уткнулся в бумаги.
А в отделе наступила гробовая тишина.
В этот вечер Евгения Егоровна не могла усидеть дома. Маленькая комната казалась ей душкой коробкой, стены и потолок сдвинулись, стиснув пространство до размеров почтового ящика, - и Евгения Егоровна вышла на улицу. Она шла, не глядя по сторонам, и, кажется, ни о чем не думала просто шагала, не видя уже занесенного снегом мира, желтых окон в черных плоскостях стен, проезжающих машин... людей, спешащих домой, к своим семьям и заботам... и, внезапно остановившись, сказала вслух:
- О господи, да ведь он просто непорядочен... и... и глуп!
Проходившая мимо женщина испуганно покосилась на Евгению Егоровну и прибавила шагу. А Женечка Минаева, сунув руку под пальто, нащупала кулон и, мгновенно решившись, вытащила его и открыла.
Все в той же "мечте номер восемнадцать" Евгения Егоровна и Андрей Федорович сидели, забыв о стоящем перед ними мороженом. До сегодняшнего дня Евгения Егоровна упорно уходила от разговора, но вот наконец Андрею Федоровичу удалось затащить бывшую одноклассницу в кафе. Довольно долго она отделывалась от вопросов незначащими фразами, но внезапно, словно переключившись наконец на настоящее, спросила:
- Скажи, Андрей, с тобой бывало такое, чтобы полностью изменилась оценка человека? Предположим, ты знаешь кого-то давно, и хорошо знаешь, - и вдруг ты видишь то, чего никогда прежде не замечал? И сразу все поступки этого человека приобретают для тебя другую окраску? Бывало?
Андрей Федорович помолчал немного, потом не спеша заговорил:
- Видишь ли, Женя... такое случается не так уж редко. Но не вдруг, ни с того ни с сего, а, как правило, после серьезных потрясений, когда поневоле пересматривается жизнь - своя и чужая. И меняются не только оценки.
- То есть?
- Например, мне известно несколько случаев, когда у людей, побывавших на грани жизни и смерти, появлялась острота внутреннего зрения, не доступная и не понятная им прежде. Но должен сказать, что таким людям жить становилось намного труднее. Слишком хорошо они постигали внутреннюю суть явлений, слишком прозрачными становились для них мотивы чужих поступков... Такой груз невыносим для души, и человек замыкается в себе, отстраняясь от внешнего, ранящего.
- И ты...
- У меня это возникло после перехода в прошлое. Как и у всех, кстати, кто побывал в нем.
- Так ты возвращался в прошлое? И что?..
- И как видишь, я здесь, - рассмеялся Андрей Федорович, - Сижу вот, мороженое глотаю.
- Может быть, виновата ваша машина?
- Нет, вряд ли причина в аппарате. Скорее в самой структуре времени, в глубинных его основаниях скрыто нечто, прикасаться к чему мы не вправе.
- Почему же ты не предупредил меня?
- А ты бы поверила?
- Пожалуй, нет. Но, Андрей... может быть, в прошлом просто сказывается опыт последующей жизни - мы ведь уже не те, что были в молодости? И структура времени ни при чем?
- Женя, уверяю тебя, если бы ты встретила этого человека в настоящем, не хлебнув прошлого, - ты не заметила бы ничего отталкивающего. А... ты не могла бы мне сказать, что именно заставило тебя вернуться?
- Могу сказать. Я увидела, что он самоуверен и глуп.
- Но ведь прежде ты расценивала его поступки иначе? Вспоминая, думая, ты за тридцать лет не сумела обнаружить этого? Отчего же тебе не помог опыт последующей жизни?
Евгения Егоровна пожала плечами.
- Не знаю, - сказала она. - Может быть, я всегда видела его глазами Жени, а не Евгении Егоровны?
- Возможно, - кивнул Андрей Федорович. - Но видишь ли, многие и многие даже в семьдесят лет видят все глазами... Женечки.
- Так ли это плохо?
- А это ни плохо ни хорошо. Это обыкновенно. Так уж устроена люди.
Долго они сидели молча, глядя на тающие шарики мороженого. Наконец Евгения Егоровна передернула плечами, словно ей внезапно стало холодно, и растерянно спросила:
- Что же мне теперь делать, Андрей?
Андрей Федорович ответил не сразу. Он зачем-то переставил вазочку, передвинул стакан с соком, посмотрел по сторонам, будто ища кого-то... и очень неуверенно произнес:
- А может быть, Женя, тебе попробовать выйти за меня замуж?..
