Александр Абрамов - Все дозволено (Сборник)
— Стены-то зачем испортили? — поинтересовался Библ.
С лица бритого Пилота сбежала улыбка. Он настороженно оглянулся. Движение было рефлекторным, привычным.
— Они и сюда проникают… — шепнул он, медленно отступая к внутренней двери, в пролете которой виднелась узенькая винтовая лесенка, ведущая на второй этаж. — Пошли. Там безопаснее. Другой горизонт, другой уровень.
Капитан и Малыш переглянулись. Спрашивать разъяснении не имело смысла.
— Грязновато у вас, — сказал Капитан.
— Убирать некому. Наверху чище.
— А кто наверху?
— Я и Док. Там мы спим и едим. Одни.
— В лазерную почему не заглядываете?
— Смысла нет. Энергию для вас бережем.
— Туда можно пройти? — вмешался Алик.
Второй Пилот дружески указал на дверь:
— Отчего же нет? Десятая дверь справа. Нажми кнопку и входи. Там чисто. Пыли нет: вентилятор работает, пылеуловители в порядке.
— А на излучатель не напорешься? Может быть, у вас и автоматические есть.
— До этого не додумались, — засмеялся Пилот. — Это я один воюю.
Алик вопросительно взглянул на Капитана и вышел. Остальные двинулись за Пилотом в замшевой курточке. По винтовой лестнице они поднялись в такую же комнату, но с большим, сильно скошенным окном, прикрытым полупрозрачной шторой. Она не пропускала тепловой радиации солнца, но позволяла видеть все окружающее. А смотреть было не на что, кроме удручающей черноты каменной пустыни.
В комнате было чисто и прибрано — никаких окурков, бутылок, банок. Одна из выдвижных коек была аккуратно застелена, а на другой неподвижно лежал уже немолодой с проседью мужчина в расстегнутом мундире с нашивками, такой же чисто выбритый, как и его сосед, только с донкихотской бородкой под нижней губой. Он не пошевелился и не открыл глаз.
— Очнитесь, Док, — сказал Пилот. — Смена. Наконец-то долгожданная смена.
— Что-что? — воскликнул лежавший на койке и открыл большие, добрые и совсем не грустные глаза.
— Не узнали? — спросил Капитан.
Нажимом кнопки у изголовья седой поднял шторку окна. Стало светлее.
— Теперь узнаю, — сказал он. — Значит, вас только трос? Немного.
— Четвертый проверяет механику лазерной связи.
— Нас тоже было четверо, — задумчиво продолжал Доктор, словно уловил какой-то одному ему понятный смысл в ответной реплике Капитана. — Четверо. Двое живы, двоих похоронили у станции, использовав излучатель вместо лопаты и свинец из карьера вместо могильной плиты. Как это происходило, рассказать не могу — не видел.
— А вы не производите впечатления убитого горем, — сказал Капитан.
— Не умею убиваться — раз. И не стоит, считаю. Не повезло так не повезло. Мы начали, вы закончите, а не вы, так другие. Ошибок, наших не повторите, с опытом познакомитесь, ну, а нас — в архив Космической службы.
Пилот протестующе кашлянул. Доктор засмеялся.
— Прости, это я о себе. И то, если починят, думаю, пригожусь. А мой напарник — золото. В любой рейс хоть сейчас. Даже огорчаюсь, что вынужден его с собой забрать. Вам бы он пригодился: умен, решителен и находчив. Он снова усмехнулся, салютуя помощнику: — Правду ведь говорю, Пилот, а? Обо всем в лазерограммах не напишешь, а было много всякого, от чего руки у слабонервного начинают дрожать. Миражи — штука хитрая и удивительная, и не всегда с ними излучателем бороться надо. Впрочем, сами увидите. Хотя бы из этого окна. — Доктор устало кивнул на скошенную стеклом панораму четырех цветных солнц. — Скоро закат. Раньше всех заходит зеленое. Может быть, увидите иллюзион, не знаю.
— Вы не повторяете попыток сближения?
— Нет. Мы прячемся от них в стальном бесде.
— Где-где? — не понял Малыш.
Библ любезно предупредил ответ:
— Память Доктора, Малыш, как и моя, хранит понятия, уже забытые человечеством. Доктор — иранец, а в бывшем Иране так назывались убежища, сохранявшие неприкосновенность преследуемого… Только почему у вас, коллеги, стены даже здесь вспороты излучателем?
— От большой осторожности, — сказал Доктор. — Мой сосед по убежищу не любит подозрительных звуков и всегда начеку.
— А излучатель помогает?
— Теоретически не должен. Материальный луч против фантомов? Бессмыслица, конечно. Но представьте себе, мой напарник все-таки сжег целую опушку леса. Он «вырос» прямо у станции. И лес-то какой силурийские мхи да древовидные папоротники.
— Мираж?
— А вы думаете! Чистая мистика. А Пилот полоснул излучателем раз-другой — и все исчезло. Но угли остались. И сморщенная листва, рассыпавшаяся при нашем прикосновении. И пепел!
Разговор оборвался. Сообщение Доктора поражало своей нелепостью. Может быть, уже распад психики? Пытка страхом и мания преследования. Но почему у обоих?
— Вы как-нибудь пытались объяснить это? — спросил Капитан.
— А вы? — взорвался Доктор. — Четыре солнца восходят и заходят, и никто до сих пор не может объяснить, где, как и почему! Я устал от чудес и гипотез.
Он приподнялся на койке и выпил воды с сиропом. Или Капитан не сумел скрыть какой-то нотки недоверия, или необходимость убеждать в том, что для них давно уже стало реальностью, утомила Доктора. Он устало взглянул в окно и воскликнул с неожиданной радостью:
— Смотрите! Имеете шанс.
Выпукло выдающееся наружу окно не искажало видимости. Пустыня просматривалась вдаль, как с открытого балкона. Горизонт сужал ее, обрезая зеленым, похожим на диск светофора солнцем. От него осталась только узкая светящаяся дуга с травянисто-золотым отсветом. Почти рядом, только не сохраняя симметрии, как бы по другой орбите сползало к горизонту еще одно солнце — голубой пылающий сгусток неба.
А между горизонтом и станцией посреди черной пустыни вырастало вдруг нечто трудно описуемое и едва ли понятное. Будто невидимый Гулливер играл в цветной детский конструктор. Он брал шары и кирпичики и громоздил из них разрезанные пирамиды и купола, перекошенные синусоиды и промятые кубы или вдруг нечто знакомое, вроде пизанской башни, склоненной на опрокинутый стадион. Белые ленты, извиваясь как змеи, то исчезали, то появлялись в геометрических сочетаниях этого архитектурного бреда. Человеческий ум не мог участвовать в его создании: в нем не было главного признака человеческого деяния — целесообразности.
— Вы сомневаетесь сейчас, что эта цветная дичь может быть создана человеком, служить человеку, утешать его или радовать, — сказал Доктор, словно угадав мысли его собеседников. — Вы ошибаетесь, друзья. Видите эти перемещающиеся точки на белых лентах? Это живые существа, внешне не отличающиеся от нас, землян. Мы видели их близко: они объемны и гуманоидны.
