Всеволод Ревич - НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 28 (1983)
— Посмотреть бы дом. Я интересуюсь архитектурой.
— Смотрите, — сказал слесарь. — Только наверху двери заперты, ключей у меня нет.
С волнением вошел я в комнату и застыл от удивления. Комната была совершенно пуста. Ни столика, ни кровати, ни тумбочки, которая стояла в углу.
Я попытался что-то узнать у слесаря. Но он твердил, что пришел час назад, а ключ взял у мастера. Никто не жил в доме после ремонта, мебель не привозили.
— Краны текут, — говорил он. — Совсем новые!
— Вчера я видел в окошке свет.
— Кто его знает, — ответил слесарь, — за этим домом я не приставлен.
Я походил вокруг особняка и не придумал ничего лучше, как отправиться на улицу Трошню.
У дома номер четыре дворничиха мела тротуар. Дом совсем небольшой, в два этажа. Я вошел в подъезд, поднялся по деревянной лестнице и выяснил, что здесь всего пять квартир, в основном коммунальных, на некоторых дверях были таблички с фамилиями жильцов.
Я вышел из подъезда и обратился к дворничихе.
— Скажите, в этом доме живет какой-нибудь Томас?
— А вам что? — Она перестала мести.
— Мне нужен человек с именем Томас, но фамилии я не знаю. Меня его знакомая просила найти.
— Какой из себя?
— Ну так… — Я сделал несколько неопределенных жестов, обрисовывающих фигуру.
— Пусть сама ищет, — сурово сказала дворничиха. — Знакомая, а фамилии не знает.
— Ну, извините. — Я повернулся, чтобы уйти.
— Тут два Томаса, — смягчилась дворничиха. — Мальчишка, в седьмой класс ходит, и Томас Карлович из пятой квартиры.
— Спасибо. Мне нужен Томас Карлович. — Я направился к дверям.
— С этой стороны не войдете! — крикнула она. — Со двора нужно!
Я обошел дом и оказался в типичном дворике старого города.
Он упирался в полуразрушенную каменную стену и отделялся от другого двора приземистым флигелем. На этом флигеле и красовалась табличка «Квартира № 5».
Я позвонил. Дверь открыла пожилая седовласая женщина и что-то спросила по-латышски.
— Нельзя ли видеть Томаса Карловича? — сказал я.
Она покачала головой.
— Нет дома?
Она кивнула.
Я извинился, вышел на улицу и остановился в задумчивости посреди мостовой. Куда подевалась моя незнакомка? Где мне теперь ее отыскать? Я вытащил портрет из бумажника, быть может, он мне подскажет, что делать.
Вдруг над моим ухом раздался голос:
— Вы искали Томаса Карловича?
Я поднял голову. Рыхлый человек с оплывшим лицом и водянисто-голубыми глазами напряженно смотрел на меня.
— Да, я искал Томаса Карловича.
— Это я. Чем могу служить? — спросил рыхлый.
— Извините, быть может, это всего лишь ошибка. Я хотел через вас разыскать одну знакомую.
— Какую знакомую? — Его глаза стрельнули по сторонам.
— Она приехала вчера и должна была к вам зайти.
— Откуда приехала? Здесь говорить неудобно. Пойдемте где-нибудь сядем.
Мы шли молча по улочкам, а в небольшом скверике присели на лавку.
— Какая знакомая? — еще раз спросил он. — Ко мне никто не заходил.
— В таком случае, это, вероятно, ошибка, — сказал я.
— Ну-ну, так уж и ошибка. Что она говорила? Зачем ей ко мне заходить?
Сказать или не сказать, думал я. Скорее всего, это вовсе не тот Томас.
— Вы живете в доме номер четыре по улице Трошню? — спросил я.
— Совершенно верно.
— Скажите, а вашем доме есть еще какой-нибудь Томас? Простите за такие вопросы, но я знаю всего лишь, что она хотела увидеться с Томасом из дома номер четыре.
— У нас есть Томас, мальчишка.
— Тогда, вероятно, мои сведения относятся к вам.
— Какие сведения? — Он явно нервничал. — Да говорите, какие сведения?
— Она приехала в Ригу тайно и хотела увидеть вас. Она считает, что вам угрожает опасность.
Он побледнел.
— Опасность? А как ее звали?
— Не знаю… То есть, видите ли, не стоит мне говорить это имя.
— Понимаю… — пробормотал он. — А что говорила, какая опасность?
— К сожалению, я не в курсе. Мы с нею знакомы случайно.
— Так, так… — бормотал он, и вид у него был совершенно ошеломленный.
— Она считала, что вам нужно уехать первым же пароходом.
— Пароходом? — Он вскочил. — Каким пароходом?
— Ну, может быть, самолетом. У нее был жар, она могла перепутать.
— Так, так… — Руки у него тряслись. — А когда это было? Когда она вам сказала?
— Вчера вечером.
— Вечером… так… А сегодня… Какое число?
Я назвал число.
— А не поздно?
— Что не поздно?
— Ну, самолетом? — Он был совершенно растерян.
— Извините, но я ничего не знаю, кроме того, что вам сказал.
Некоторое время он сидел понурившись, потом вскочил, пожал мою руку.
— Спасибо… мне надо скорей. Быть может, успею.
И он ушел, оставив в моей ладони неприятное ощущение своей вялой мокрой руки.
Я обедал в кафе на Домской площади. Здесь я встретил знакомого. В сущности, это был знакомый Иманта, тоже физик, они работали вместе.
Мы разговорились и решили выпить бутылку вина. Внезапно к столику подошел не кто иной, как самозваный лауреат Нобелевской премии.
— Я вас приветствую! — Он приподнял неизменную шляпу.
— Здравствуйте, — хмуро ответил я.
— Пожалуй, я выпью с вами кофе, — сказал он. — Не против?
— Отчего же, — ответил я.
Он, вероятно, никогда не снимал свою шляпу. Даже здесь, сев за столик, он только слегка поправил ее края.
Знакомый Иманта стал рассказывать о случае с шаровой молнией, произошедшем недавно в рыбачьем поселке недалеко от Риги. Шаровая молния появилась со стороны моря и долго блуждала среди домов, приводя в ужас жителей. Она влетела в раскрытое окно одного особняка, коснулась онемевшего хозяина и медленно уплыла, не причинив особого вреда. Правда, потом рыбак обнаружил, что с груди у него исчезла серебряная цепочка с крестиком, а из кармана важная телеграмма. Телеграмму эту обнаружили потом совершенно целой в скворешнике, висящем неподалеку от дома.
— Фокусы! — восклицал знакомый. Он занимался плазмой и был увлечен своей работой. — Загадка природы!
— Невелика загадка, — буркнул внезапно Раймонд Грот.
— Вы полагаете? — сказал знакомый. — А мы вот у нас в институте бьемся с этой треклятой молнией…
— Раймонд ведь тоже физик, — сказал я насмешливо.
— Чем вы занимаетесь? — спросил знакомый.
— Я только учусь, — ответил Грот. — А вообще-то меня интересует комбинация времен.
— Что вы имеете в виду?
— Мы делаем коктейли. Ну, как вам сказать… Чуточку одного времени, чуточку другого, новые модуляции. Скажем, девятнадцатый век с примесью шестнадцатого и третьего до новой эры. Или двадцатый с добавлением одиннадцатого.