Олег Котенко - Тернистые дороги времени
Профессор взглянул на часы. Половина седьмого, рабочий день начинается в восемь. Еще полтора часа. Но дежурные должны быть тут круглосуточно, где же хоть один? Грушницкий тронул колесообразный замок и недружелюбно потыкал пальцем в гладкие клавиши. Бесполезно.
Кодовый замок издал короткий писк, и на табло вспыхнула зеленая надпись: "Код сменен. Ситуация 001". 001 - внутри Института это означает "Чрезвычайное происшествие, крайне опасно". Что же, черт побери, здесь творится? Грушницкий и раньше не одобрял всякого рода электронику, а сейчас вопылал к ней лютой ненавистью.
Из-за бункерной двери донеслись приглушенные хрипы и повизгивания.
Грушницкий прислушался, хрипы становились громче и слышались отчетливее.
Неожиданный удар сотряс коридор, с потолка посыпалась штукатурка. Металлическая дверь выгнулась литым горбом.
Грушницкий побежал, а сзади ревело что-то огромное и мощное, со звериной яростью сотрясающее покореженную дверь. Наконец, она вылетела из проема в стене, упала на пол грудой искалеченного железа, издав напоследок высокий звон. Грушницкий огляделся и помертвел: сзади бушевал вихрь, причем таких размеров, каких еще никогда не видели в Институте. Он не разрушал, он просто уничтожал все на своем пути, оставляя черную пустоту.
Глава 3.
Скрывшись в западном крыле Института, Грушницкий переводил дыхание, слушая, как бушует в здании вихрь. Странно, но багровый жгут не задевал внешних стен и не наносил им повреждений. "Может быть, - думал профессор, - разрушенная на ходу камера создала в здании пространство, сходное с тем, что было внутри нее". Надо пробраться в лабораторию, там все чертежи, схемы, все оборудование...
Красный смерч промчался перед самым носом, неожиданно вылетев из-за угла. Сердце упало в пятки и долго лежало там, не осмеливаясь пошевельнуться.
Дверь захлопнулась за спиной, ноги сами понесли к столу с чертежами. Оборудование была расставлено у стен. Установка, конечно, будет не стационарная, как в зале, но что-то лучше, чем ничего. Вдали грохотал вихрь, вычищая пространство, ограниченное четырьмя наружными стенами Института. Грушницкий со страхом подумал о том, что будет, если вихрь выйдет наружу. Мир просто перестанет существовать.
Тяжелые паннели с прозрачными - эти кварцевые - экранами вскоре были скреплены тяжелыми болтами и установлены посреди лаборатории. Тут же, вокруг камеры, Грушницкий выстраивал сложные пирамиды индикаторов, шкал и других приборов, назначение которых становится понятным только после прочтения научного труда профессора "Время и его единица". Да и то, может быть, человеку знакомому с звездными вершинами математики и физики.
"Каким-то образом Институт сам стал камерой. Время течет здесь не так, как в любой другой точке пространства. Следовательно, единственный для меня выход - самому замкнуться в камере и ждать, пока вихрь не разрушится сам по себе. Или... пока я не умру от голода и жажды, если такое вообще может здесь случиться."
Слава богу, ветряные генераторы все еще действовали. Остаться сейчас без электричества равносильно смерти. Грушницкий щелкнул несколькими переключателями, индикаторы засияли бледно-зеленым светом, на темных табло запрыгали цифры. Одна из стенок камеры медленно двинулась вдоль глубоких каналов, прорезанных в массивном основании. Профессор успел заскочить внутрь, пока дверь оставалась открытой.
Казалось, сам воздух сгустился в тесной камере. Воздух! Грушницкий снова почувствовал предательский холодок в груди: он не подумал о воздухе.
Вскоре кислород закончится и он просто задохнется. Он поглядел наружу сквозь мутный экран. Там рушились стены, время просто исчезало, уходило в небытие, которое люди ошибочно называют прошлым.
Багровый вихрь сожрал последний кусочек того, где много лет трудились люди, старательно выковывая свою самую большую ошибку. Они десять лет лелеяли ее, как малое дитя, носились с ней, вынашивали. И вот - отец всего проекта заперт в душной камере, а снаружи бушует смерть. Зато умирать не страшно. Знаешь, что ничего не будет...
* * *
Сознание вернулось в разбитое усталостью тело. Грушницкий с огромным трудом поднял голову и открыл глаза. Его тут же стошнило на металлический пол, стало немного легче.
Снаружи плавал сизый туман, а в глазах рябило от разноцветных кругов. Грушницкий пригляделся к рваным клочьям тумана; на мгновение они разошлись и за ними проступили контуры лаборатории. Неужели это правда?! Вялая рука профессора сама по себе открыла дверь, и в камеру ворвался необычно свежий, пахнущий озоном воздух. Все было на месте.
Грушницкий взглянул на часы. Без двадцати девять, скоро начнется рабочий день.
