Роберт Хайнлайн - Весь Хайнлайн. Свободное владение Фарнхэма
— Нет, но если ты включишь телевизор, мы еще успеем посмотреть конец десятичасовых новостей. Барбара, эти блины с хитрым названием великолепно пахнут! Предлагаю вам место повара.
— А как же Джозеф?
— Джозефа мы оставим мажордомом.
— Тогда я согласна.
— Хей! — сказал Дьюк. — Как же это получается? Вы отвергаете мое предложение сочетаться законным браком и принимаете предложение моего старика жить с ним во грехе?
— Я что-то не заметила намека на грех в предложении вашего отца.
— Как? Разве вы не знаете, Барбара? Наш отец — известный сексуальный маньяк.
— Это правда, мистер Фарнхэм?
— Ну…
— Именно поэтому я и стал юристом, Барбара. Мы не в силах были таскать сюда Гарри Гизлера аж из самого Лос-Анжелеса всякий раз, когда папочка попадал в переплет.
— Да, славные были денечки! — согласился его отец. — Но, Барбара, к сожалению, это было много лет назад. Теперь моей слабостью стал бридж-контракт.
— Раз вы так опасны, я считаю себя вправе рассчитывать на более высокий оклад…
— Тише, дети! — крикнула Карен и сделала телевизор погромче.
«…пришли к соглашению по трем из четырех предложенных Президентом основных вопросов и договорились собраться еще раз, чтобы обсудить четвертый вопрос — о присутствии их атомных подводных лодок в наших территориальных водах. Теперь можно с большой долей уверенности сказать, что кризис, самый острый из всех, случившихся в период после Второй мировой войны, кажется, идет на убыль в результате достижения договоренности, в той или иной степени удовлетворяющей обе стороны. А теперь позвольте познакомить вас с потрясающими новостями, касающимися компании «Дженерал Моторс» и сопровождающимися всесторонним их анализом, который по своей глубине…»
Карен выключила телевизор. Дьюк заметил:
— Все именно так, как я и предполагал, отец. Можешь вынуть из уха свою затычку.
— Потом. Я занят креп-сюзе. Барбара, надеюсь, вы будете готовить их каждое утро.
— Отец, перестань соблазнять ее и сдавай карты. Я хочу отыграться.
— У нас впереди еще целая ночь, — мистер Фарнхэм кончил есть и поднялся, чтобы убрать тарелку. В этот момент прозвенел звонок у входной двери.
— Я открою.
Он направился в прихожую, но скоро вернулся. Карен спросила:
— Кто там, папа? Я сдала за тебя. На сей раз мы с тобой партнеры. Ну, вырази же свою радость по этому поводу.
— Я просто восхищен. Только помни, что с объявления одиннадцати взяток торговаться не начинают. По-моему, этот человек просто заблудился. А может, он не в своем уме.
— Должно быть, это был один из моих поклонников. Пришел на свидание, а ты прогнал его.
— Вполне возможно. Какой-то старый, лысый болван, насквозь мокрый и оборванный.
— Да, это ко мне, — подтвердила Карен. — Президент нашего студенческого союза. Пойди догони его, отец.
— Слишком поздно. Он только взглянул на меня и смылся. Кто объявляет масть?
Барбара продолжала играть, на сей раз совершенно машинально. Ей все время казалось, что Дьюк объявляет слишком много взяток; тогда она поймала себя на том, что недообъявляет взятки, и попыталась бороться с собой. Они несколько раз «подсели» в длинном, мрачном роббере, который в конце концов «выиграли», хотя и проиграли по очкам.
Проиграть следующий роббер с Карен в качестве партнера было сущим удовольствием. Они поменялись местами, и Барбара вновь оказалась партнером мистера Фарнхэма. Он улыбнулся ей.
— Ну что, покажем им, как надо играть?
— Я постараюсь.
— Просто играйте как всегда. По книге. Все ошибки предоставьте делать Дьюку.
— Слова не деньги, папа. Давай побьемся об заклад, что вам не выиграть этого роббера. Ставлю сто долларов.
— Хорошо, пусть будет сто.
Барбара стала нервничать, вспомнив о жалких семнадцати долларах, которые лежали в ее сумочке. Она разволновалась еще сильнее, когда первый круг закончился при пяти трефах, объявленных и побитых Дьюком, и тогда она поняла, что он переборщил и остался бы без одной, если бы она покрыла его прорезку.
— Ну что, губернатор, удваиваем пари? — предложил Дьюк.
— О’кей. По рукам.
Второй круг был для нее намного удачнее: ее контракт при четырех пиках. К тому же она смогла выйти со всех своих козырей. Улыбка ее напарника была вполне достаточным вознаграждением. Но у нее почему-то дрожали руки.
— Обе команды получают по очку, — сказал Дьюк, — счет сравнивается. Как твое давление папочка? Может, еще раз удвоим пари?
— Что, собираешься уволить свою секретаршу?
— Не надо лишних слов!
— Идет. Четыре сотни. Можешь продать свою машину.
Мистер Фарнхэм сдал карты. Барбара взяла свои и нахмурилась. В принципе, не так уж плохо: две дамы, пара валетов, туз, король — не было длинной масти, да и король ничем не прикрыт. В общем, комбинация была из тех, которые она привыкла называть «ни то ни се». Оставалось только надеяться, что это будет один из этих вызывающих всеобщий вздох облегчения кругов, когда все пасуют.
Ее партнер взглянул на свои карты и объявил:
— Три козыря.
Барбара с трудом сдержалась, чтобы не вскрикнуть, а Карен воскликнула:
— Папочка, да у тебя жар!
— Принимаю.
— Твой ход.
«Боже, о боже, что мне делать?» — взмолилась про себя Барбара. Объявление ее партнера обозначало двадцать пять очков — и приглашение к шлему. У нее самой было тринадцать. Тридцать восемь на двух руках — большой шлем.
Так говорила книга! (Барбара, ты же помнишь, «три без козыря» — это двадцать пять, двадцать шесть или двадцать семь очков — прибавь тринадцать, вот вам и «Большой Шлем».) Но по книге ли играл мистер Фарнхэм? Может быть, он объявлял просто для того, чтобы выиграть роббер и победить в этом нелепом пари?
Если она сейчас спасует, то и игра, и роббер, и четыреста долларов — дело верное. Но большой шлем — если они объявят его — принес бы им что-то около пятнадцати долларов при тех ставках, которые установили Дьюк и его отец. Рисковать чужими четырьмястами долларами ради каких-то пятнадцати?
Смешно!
А нельзя ли выйти на шлем потихоньку, по конвенции Блэквуда? Да нет, ведь предварительной торговли не было. Может быть, это как раз один из тех случаев, о которых предупреждал ее Дьюк?
Но ведь ее партнер ясно сказал: «Играй по книге».
— Семь, без козырей, — твердо объявила она.
Дьюк присвистнул.
— Благодарю вас, Барбара. Теперь, папочка, ты один против всех. Контра[1].
— Пас.
— Пас, — эхом отозвалась Карен.
