Елизавета Манова - Легион
И опять глядят друг на друга, словно они тут вдвоем, словно главное все решено и остались одни пустяки.
- Если опять перейдем, я тебя забуду.
- Да, - сказал Алек. - Это Альд тебя искал.
- Его уберут, - сказала Инта, и они опять опустили глаза.
- В могилу, что ли? - он заставил себя усмехнуться - зря старался, все равно они только вдвоем.
- Значит, уходим, сказала Инта.
- Куда?
- Не знаю, - сказал Алек.
Третья цепь, наш сектор впереди.
Так приятно идти, а пятерка топает за спиной, я люблю их, думала она, ничего, что с ними не поговоришь, а у черных даже нет имен, все равно они мои, мое ушестеренное "я".
В четвертой цепи она увидела их, и помахала рукой. Пятая цепь, теперь четвертая, значит, завтра они в шестой. Это хорошо. Если я... Я знаю, что должна уцелеть, но это тягостно - думать, что должна, и она замедлила шаг, чтобы Сигнал шибанул по мозгам.
Третий сектор, подумала она. После боя нас должны отвести. Мы плохие вояки, подумала она, в третьем секторе мало кто говорит, а такие и в цепи поодиночке. Паршиво, подумала она, первые цепи почти не ослабят удар, главное придется на нас.
Сигнал вывел их на рубеж, в самый центр, подумала она, опять я на острие, подумала она, а я ведь должна уцелеть, но танк уже зачадил, вот глупость, подумала она, какой дурацкий сигнал - два танка, чтобы обозначить атаку...
И то, что она давила с утра, поднялось наверх, и тошно, хоть плачь. Атака! подумала она, не бой, а обман, дурацкая игра, будьте вы прокляты, подумала она, опять у меня бой...
А игра как пожар расползалась по степи, и первая цепь уже догорала в ее огне, и Сигнал уже сдвинул навстречу огню вторую цепь.
Пора! Сигнал подтолкнул вперед, и она напряглась, одолевая его. До боли в стиснутых зубах, до капель на лбу. Тебя ломает, а ты стоишь, и пятерка топает за спиной, но цепь все-таки изогнулась, она удерживала центр, а фланги уходили вперед - пусть фланговый огонь ослабит удар. Невод, подумала она, где-то там идет третья цепь, и мы успеем ее искрошить.
И - ничего. Не приходила холодная радость боя, только стыд и глухая тоска. Сколько тех, кого я сейчас распылю, шагало рядом со мной? И сколько ожогов и ран я получила от прежних друзей?
- Надо кончать, - сказала она себе. - С этим все.
И тут начался бой.
И снова черные вихри гуляли по черной степи, и светлые тени текли сквозь роящийся мрак, и снова мы поднимались из праха, и поредевшие цепи шагали к Казарме.
Инта шагала одна. Может быть, кто-то еще догонит меня у стены...
- Я сделала все, что смогла, - сказала она себе. - Я берегла себя не больше, чем их. Они уже на той стороне, - сказала она себе, - и завтра мне в них стрелять.
Стыд и глухая тоска. Хорошо, что мне помогает боль. Мне больно, больно, очень больно, твердила она себе и вслушивалась в боль, и пряталась за ней, но боль ушла, стекла в горячий прах, и ничего не спрячешь от себя.
Меня обворовали. Все было ничего, пока был бой. Нелепый бой, бездарный бой - но бой.
Мне надо уходить, подумала она. Есть Алек - и я не хочу в него стрелять. И есть Альд... Вот дурачок, подумала она, зачем он все это распутал? Нет, это хорошо, что он распутал, я не из тех, кем можно так играть. Я им еще припомню. Она подумала, как это им припомнит, и покачала головой. Нет выхода, подумала она, мы - мертвецы, мы - копии, но ничего, подумала она, я - неплохая копия. Не знаю, как там было на Земле, но, кажется, ей очень повезло, когда меня убили.
Она подходила к Казарме одна, усталая женщина с тихим лицом, и створки огромных ворот ожидали ее. Последняя из живых входила в обширный проем, и двери Казармы сошлись за ее спиной.
А вечером мы сидели втроем, другая жизнь, подумала она, какая же я действительно я - та, что в бою, или та, что теперь?
- Я все время тебя видел, - сказал Алек, и она улыбнулась ему.
- А я вот думаю, - сказал Альд. - Этот бой... что-то тут не так.
- Дурацкий бой, - сказал Алек. - Крутят одно, как киношку.
И опять они молчали втроем, Алек видел спокойный лоб и морщинки у тихих глаз, Альд - бестрепетный взгляд и огонь непреклонной воли, прожигающий ложный покой, а Инта вовсе не видела их - Алека, которого, кажется, любит, и Альда, которому просто верит; не люди, а три боевых единицы, и надо подумать на что мы годны.
- Группа прорыва, - сказала она себе. - Прорыв, - сказала она вслух.
- Куда? - сказал ей Альд. - Это или бред или модель.
- Куда-нибудь, - сказала она. - Мы уже отошли от нормы. Значит, завтра... или скоро - первая цепь.
- Прочистка мозгов? - спросил с усмешечкой Альд. - И куда будем рваться: вверх, вниз, через стенку? Спятишь с вами, ребята! Вы что, не понимаете, что это моделируемая, а не действительная реальность?
Инта глядела на него. Ну-ну, еще...
- Не знаю, зачем моделируют наше сознание, но что это модель, я уверен. И что все прочее, - он обвел взглядом Простор, кивнул за плечо, обман, я тоже уверен. Как может смоделированное сознание выйти из модели, частью которой оно является?
- Погоди, Альд, - сказала она, - пожалей наше беспамятство. Я не очень понимаю, о чем ты говоришь, но я понимаю одно: мы слишком хорошо... повторены для такой дурацкой игры. Зачем?
- А иначе она потеряет смысл. Только мы в ней что-то можем. Единственное разнообразие: куда нас воткнут. И бой каждый раз немножко другой.
- Тогда почему же нас не выключить сразу? Отыграли свое - и выключить.
- Сотремся, - сказал Алек. - Если хоть чуть-чуть собой не побыть, сотрешься к чертовой матери.
- Ну, хорошо, - сказала она. - Но если наша... особенность так важна, значит, что-то должно ее защищать. Ведь даже при переходе мы забываем все - но не себя, так?
- Так, - медленно ответил Альд.
- А когда нас выключат, мы ведь тоже ничего из себя не теряем?
- Но... - начал было он.
- Погоди, Альд! Ты сохранил память, а мы нет, но у нас есть... - она поглядела на Алека, и тот сначала кивнул, а потом развел руками, потому что где здесь найдешь слова? - Ну, неважно, как это назвать. И это мне говорит: не может быть, чтобы наша игра... чтобы это была единственная игра. Понимаешь, пока я верила в бой... ну, он мог быть единственным. Единственное существование, единственная смерть. А так...
- Что?
- Погоди, Альд, - снова сказала она. Было очень трудно находить слова, и все-таки они были, и она даже удивилась, что помнит так много слов, и что за этими словами есть смысл, и когда она говорит, он словно бы прорастает сам по себе. - Зачем нас отключают? Если Игра не прерывается, нас незачем отключать. Пусть мы будем думать, что спим. Или просто: лег а потом утрой и бой. Так? А тут четко: отключают. И появляемся не у себя, а уже в степи. Зачем?
- Не знаю, - сказал Альд. - Не думал.
- А если в это время просто другая Игра? И мы в нее тоже играем только по-другому.
