Боб Шоу - Обратная связь (сборник)
К жанру, который условно можно определить как компьютерный фольклор, относится рассказ писателя-фантаста из ГДР Карла-Хайнца Тушеля "Экспертная система", где речь идет о подпольной фирме, предлагающей с помощью компьютера планировать ограбления и всякого рода другие преступления, гарантируя полный успех.
Информационная индустрия, или информатика, существует и развивается. Возможности, которые она открывает перед человечеством, поистине безграничны. Прежде всего, это возможность построения моделей различных экономических систем и получение с помощью этих моделей прогнозов, основанных на реальных данных, что открывает путь к созданию экономики, свободной от каких бы то ни было ошибок и кризисов.
Встроенные компьютеры — это совершенно безопасный транспорт, это автоматизированное производство, избавляющее человека от необходимости выполнять утомительные рутинные операции. Так называемые суперкомпьютеры вместе с возможностью расшифровки генетического кода — это путь к тому, чтобы полностью покончить с болезнями, до разумных пределов продлить срок жизни человека. Домашние компьютеры — это средства индивидуального обучения, позволяющие, в частности, полностью раскрыть потенциальные способности ребенка.
Новые трудно предсказуемые горизонты в области науки, литературы и искусства, безграничное расширение возможностей человеческого общения — вот о чем хотелось бы говорить в предисловии к книге, посвященной компьютерам. Однако научная фантастика, как и любой другой жанр художественной литературы, не может не отражать окружающей действительности. И чем талантливее писатель, тем в большей мере ему это удается. Авторы, чьи произведения представлены в сборнике, в большинстве своем отмечены талантом, поэтому в их произведениях неминуемо «просвечивает» сегодняшняя жизнь с ее тревогами и проблемами, которые не могут не настораживать.
С информатикой, которая уже создана, может произойти примерно то же, что произошло с атомной эергией и квантовой электроникой (я имею в виду лазерное оружие). Надо не допустить этого в настоящем, чтобы спасти наше будущее.
Алексей Шилейко
Роджер ЖЕЛЯЗНЫ, Фред СЕЙБЕРХЭГЕН
ВИТКИ
1
Перевод с английского В. Баканова, А. Корженевского
Клик-клик. Клик-клик. Два градуса право руля. Клик. Клик.
Бежит сладкий сон… Все, его нет. Что же…
— Ты странный человек, Дональд Белпатри, — звучали слова. — И многое пережил.
Я не поворачивал головы. Я притворялся спящим, пытаясь разобраться в своих чувствах. Только что мир куда-то ускользнул… Или дело во мне? Нет, все на месте: вот палуба моего плавучего дома «Хэш-Клэш», плетущегося со скоростью, наверное, мили в час по заросшему мангровыми деревьями каналу, что змеятся вдоль Лонг-Ки где-то между Майами и Ки-Уэст. Тепло, прохлада, свет, тень.
Канал местами так сужается, что двум плавающим домам уже не разойтись, — а значит, здесь было достаточно тенисто, что делало летнюю жару сносной. Более того, даже приятной. На остальное мне плевать. Однако… Я так и не повернул головы к Коре, лишь хмыкнул. Я должен был сделать по крайней мере хоть это, потому что по ее тону понял — она знает, что я не сплю.
Но такого ответа для нее оказалось недостаточно. Кора молча ждала продолжения.
— Трюизм, — наконец произнес я. — Назови трех людей, которые ничего не пережили. Назови хоть одного.
— Хорошо образован, — ровно произнесла Кора, будто наговаривала в диктофон. — Довольно умен. Возраст… сколько? Двадцать семь?
— Около того.
— Сложение крупное. Тело еще не деформировано чрезмерным потреблением блюд итальянской кухни. — За две недели, прошедшие с момента нашей встречи, мы привыкли подшучивать над общей склонностью к мучным изделиям. Сейчас это позволяло ей вести допрос с долей иронии. — Материально, очевидно, обеспечен. Цель в жизни…
Кора замолчала, выжидая.
— Приятное времяпрепровождение, — подсказал я, все еще не поворачивая головы.
С закрытыми глазами легко представить себе, как урчание двигателя сливается с рокотом проходящих через микрокомпьютер битов информации. Я все еще не доверял по-настоящему этой проклятой штуковине — иначе позволил бы дремоте перейти в глубокий спокойный сон. И избежал бы тогда неприятного вопроса… Однако Кора подбиралась к нему уже несколько дней.
— …каковое возведено в ранг искусства, — продолжала она. — Глаза голубые. Волосы темные, вьющиеся. Черты лица строгие, предвзятый человек мог бы даже сказать — красивые. Нет видимых…
Да, они практически невидимы. При нормальных обстоятельствах. Именно поэтому ее голос затих. Шрамы были хорошо укрыты теми самыми "темными, вьющимися". Кора обнаружила их неделю назад, когда моя голова лежала у нее на коленях; естественно, заинтересовалась.
Я знал, что если прямо попросить ее отвязаться, она так и сделает. Но, разумеется, после этого я больше ее никогда не увижу. А, похоже, Кору тянуло ко мне сильнее, чем требовалось условиями "летнего романа", и я…
Я повернул голову и посмотрел на Кору. Сейчас ее изящное тело вытянулось на расстеленном на палубе пляжном полотенце. Она сняла лифчик купальника, но держала его под рукой — на непредвиденный случай. На случай серьезной ссоры со мной, к примеру.
В сущности, Кора — осмотрительная молодая женщина, каковой и надлежит быть школьной учительнице. Высокая, футов шесть ростом. Красивая. Лицо не голливудское, нет-нет. Темные волосы, остриженные короче, чем диктовалось нынешней модой, потому что, по ее словам, за такими легче ухаживать, а у нее в жизни есть вещи поважнее прически…
— Нет видимых причин для существования? — наконец предположил я. Беззаботным тоном, конечно.
Кора чуть повернулась, чтобы посмотреть мне в глаза.
— Расскажи о своем детстве, — сказала она. — Судя по твоему говору, оно прошло где-то на Среднем Западе.
Тема эта для меня не опасная на первый взгляд. Опасная? Неужели я в самом деле так подумал? Да. На мгновение мне показалось, что меня схватили пинцетом и тщательно рассматривают. Кое-где болело. Может, шрамы. Я всегда считал себя человеком, который не очень-то раскрывает душу, и…
И тут я явственно увидел себя извивающимся в тисках пинцета.
Что-то здесь было не так. Словно существовали определенные вопросы, которые не следовало задавать. Впервые за многие годы я попытался разобраться в себе и осознал, что в ткань моей жизни вплетена нить необъяснимого. Но это я все, что я осознал, — ни пути подобраться, ни тем более вытянуть эту нить.
