Майкл Суэнвик - Слепой Минотавр
- Почему ты мне ничего не говоришь?
- Сходи принеси мой посох.
Южный континент был в основном покрыт голыми равнинами, и Минотавру пришлось близко с ними познакомиться. Их цирк проделал долгий путь, четыре года разъезжая по городкам вдоль побережья, а затем в глубь континента, к окраинам пустыни Северны.
Цирк, переползавший по равнинам, был небольшим: никогда в нем не было больше восьми фургонов, а часто - и того меньше. Но когда зажигались бумажные фонари, выкладывалась дорожка, ярким неоновым светом горели сотканные из голограмм полотна, они создавали город-фантазию, простиравшийся к краю бесконечности.
Минотавр зарычал. Мышцы у него лоснились, когда он сгибал металлический прут на груди. Многие зрители шумно Дышали.
Это было последнее представление за вечер. За пределами душного, заполненного людьми шатра посетители ярмарки расходились, утихали. На Минотавре была лишь пропотевшая белая набедренная повязка. Ему нравилось потеть без лишней: одежды.
Аплодисменты. Швырнув прут на пол, он воскликнул:
- Мой последний трюк! Мне нужны пять добровольцев!
Он выбрал четверых самых тяжелых и одну, которая премило краснела. Ей он помог подняться на помост и усадил на середину поднимаемой скамьи, а по краям разместил по паре здоровяков.
Минотавр засунул голову под скамью. Его лицо показалось между ног молодой женщины, и она взвизгнула, поджав их под скамью. Зрители взвыли. Он закатил глаза и раздул ноздри. Л пахло от нее приятно.
Упершись в помост босыми ногами, он тщательно поставил ладони. Крякнув, Минотавр одним махом оторвал скамейку от пола. Она слегка качнулась, и он сдвинулся, чтобы восстановить равновесие. Рывок - и он снова присел.
Пот стекал по лицу Минотавра и сбегал струйками из-под мышек. Шатер был насыщен сладковатыми запахами, к которым примешивался и аромат его феромонов. Он ощутил легкое прикосновение к ноздрям. Женщина на скамейке опустила руку, чтобы погладить его нос быстрыми, застенчивыми кончиками пальцев. Половиной рта Минотавр изобразил кривую ухмылку.
У полога шатра на деревянном ящике сидел Арлекин и чистил ножом ногти на ногах. После представления они договорились встретиться в городе с одним скульптором.
Внезапно проснувшись, Минотавр протянул руку и коснулся разложенной перед ним ткани. На ней ничего не было, хотя он отчетливо помнил звук упавших ранее монет. Он широко раскинул руки в пыли, но ничего не нашел.
Хихиканье и глумливый смех донеслись от камня посреди площади. Топот маленьких ног - детишки разбегались, чтобы доставить добычу хозяевам.
- Сопляки, - пробурчал Минотавр.
Они были неизбежным раздражителем, как воробьи. Он снова окунулся в свои грезы.
Скульптор заранее послал за вином в каменных кувшинах. К завершению оргии они уже опустели, а женщины возлежали, расслаблено раскинувшись на ложах. Все они смотрели вверх, наблюдая в пространстве яркие разрывы, напоминавшие медленно распускавшиеся бутоны.
- Чего хотят они добиться, эти мятежники? - с недоумением спросил Минотавр. - Не вижу никакого смысла в их тяге к разрушению.
- А зачем такому мужчине, как ты, - настоящему мужчине, - смотреть выше пояса? - хрипло поинтересовался скульптор, положив ладонь на колено Минотавру. Его дамана-час гортанно рассмеялась и забросила руку за голову погладить его бороду.
- Просто хотел знать.
Арлекин все это время сидел на стене. Тут он спрыгнул и швырнул Минотавру одежду.
- Пора домой, - произнес он.
На улицах было темно и тихо, но в тени притаились люди, молча наблюдавшие за небесами. В уличных тавернах было необычно многолюдно. Они зашли в несколько по дороге в свой цирк.
Минотавр так и не вспомнил, в какой именно момент они подцепили женщину с кирпично-оранжевой кожей. По ее словам, она была из другого мира и нуждалась в убежище. Руки у нее были мозолистые и красивые от работы. Минотавру понравились ее сила и простое достоинство.
По возвращении в цирк Арлекин предложил ей их фургон, но женщина отказалась. А когда Минотавр сказал, что будет спать на земле, что ему все равно, она передумала.
И все же он не удивился, когда некоторое время спустя она оказалась рядом с ним под фургоном.
Солнце пригрело Минотавру лоб, и ему снова привиделась арена. Он не переживал убийство вновь - воспоминание об этом исчезло из его памяти, безвозвратно сгорело, даже во сне. Но он помнил ту убийственную ярость; поднявшую нож, дикое бешенство, двигавшее его рукой. А потом он стоял, глядя в глаза Женщины.
Глаза ее были зелеными, как океан, и столь же неоднозначными, но в них легко все читалось. Вожделение и страсти, страхи и зло, всеохватное желание, что довело их до этого состояния, - всё там было, и всё это было… несущественным. Поскольку отравленной истиной было то, что ее поглотила гормональная буря, тело ее сотрясалось почти неуловимо, почти незаметные пятна пены показались на ее
губах. Не только его, но и себя она загнала в тупик запутанной, зловещей судьбы. Она была такой же марионеткой, как он или Арлекин.
И тогда, в раскаленных песках, он вырвал себе глаза.
Газетчики перепрыгивали через ограду, чтобы добраться до него. Его драма завершилась, он был отыгранным материалом. Они вынюхивали, выискивали, записывали - старались выяснить малейшие значимые детали истории, которую можно будет рассказывать у лагерных костров еще тысячу лет, показывать на театральных подмостках еще не открытых миров, раскручивать в еще неизобретенных средствах информации или, возможно, просто вспоминать в трудные минуты; пытались сотворить историю, которая будет иметь смысл для рода человеческого, когда тот уже перерастет свой родной мир, забудет свои корни, распространится, разовьется и изменится настолько, что это нельзя предсказать, что к этому нельзя подготовиться.
Они пытали Минотавра в течение долгих, жарких, изнурительных часов. Тело его друга начинало разлагаться, если только это не было обонятельной галлюцинацией, побочным действием его рассудка, говорящего телу, что в нем больше нет никакого смысла. Он ощущал головокружение и безнадежность, не мог выразить свою скорбь, не мог плакать, не мог кричать, прийти в ярость, отказаться отвечать на вопросы или просто уйти, пока они не закончили свое дело.
И потом в его ладонь скользнула прохладная ладошка и увлекла его прочь. Чей-то голосок произнес: «Пойдем домой, папа». И он пошел.
Ярроу кричала. Минотавр внезапно проснулся, вскочил на ноги и размахивал перед собой посохом, не зная, что делать.
- Ярроу! - позвал он.
- Нет! - злобно и испуганно взвизгнула девочка. Кто-то ударил ее по лицу так сильно, что она упала. Звук оплеухи эхом отразился от стен здания.
