Игорь Росоховатский - Прыгнуть выше себя
— Веруню, снегурочку нашу, нигде не встречаешь?
— Изредка,— отвечает Павел Ефимович, ожидая, когда Коржик перейдет к «делу», а в том, что оно последует, Трофимов не сомневается нисколько, помня характер и повадки старого знакомого.
— Ну и как она? — продолжает расспрашивать Коржик, будто главная его забота и тоска по Веруне, за которой он лет пятнадцать назад пытался безуспешно ухаживать.
Павел Ефимович поддерживает словесную игру, перебирая в памяти последние события: что же стряслось, из-за чего позвонил из «Большого дома» Коржик, который теперь, для всех без исключения, Геннадий Захарович?
Как бы вскользь упоминает:
— Слышал, погиб известный ученый, профессор Сукачев?
Прежде чем Павел Ефимович успевает проанализировать фразу, чутье подсказывает: «Вот оно!»
— Расследование веду я,— говорит он без обиняков, предпочитая играть в открытую.
— Ах, так это ты его ведешь? — разыгрывает удивление Геннадий Захарович.— Понимаешь, тут звонила мне вдова Сукачева, очень тонкая и ранимая женщина. Представляешь, как тяжело она переживает смерть мужа. Ты уж, Паша, поделикатнее с ней...
«Только из-за этого не стал бы ты звонить да еще обласкивать, разрешая «тыкать», и отвечает:
— Стараюсь поделикатней.
— Вот-вот, а то каждое неосторожное слово о муже ранит ее, причиняет страдания. Анатолий Петрович, как мы знаем, был и ученым выдающимся, и человеком отменным. Его научные заслуги поразительны...
Минут пять он перечислял титулы, звания, премии Сукачева, пока Трофимов, не скрывая иронии, вставил:
— Тут вскрылись кое-какие истинные его заслуги...
— Не сомневаюсь, Паша, это все оговоры. Вокруг каждого крупного специалиста множество всяческих слухов циркулирует. О зависти забывать нельзя.
— И о зависти тоже,— говорит Трофимов.— Некоторые специалисты предпочитают подниматься на вершину служебной лестницы по хребтам других людей.
— Не нравятся мне эти твои настроения, Паша. Любил ты когда-то против течения плыть. Не изменился?
— Не изменился,— подтверждает Трофимов с легким вздохом.— Вот закончу расследование, познакомишься, если захочешь, с моими формулировками.— И чтобы не оставалось недоговоренностей, жестко добавляет: — Думаю, там будет материал для вынесения частных определений.
— Не забывай только о нашем разговоре,— предупреждает Геннадий Захарович.
Трофимов некоторое время сидит с телефонной трубкой в руке, рассеянно слушая, как плывут в ней гудки отбоя, и думает: не стоит ли расширить поиски, учитывая обширный круг знакомств Сукачева?
Но на второй день выясняются новые детали, способные увести следствие в неожиданном направлении...
7
Об исчезновении мальчика Павел Ефимович узнал случайно. Кто-то из сотрудников обратил внимание, что совпадают адреса домов на повестке, которой он вызывал Бурундука, и на сообщении о розыске десятилетнего мальчика Пети Шевелева.
И вот Трофимов стоит на лестничной площадке перед дверью с табличкой 121, а рядом — дверь с табличкой 120, за которой живет Арсений Семенович. Павел Ефимович косится на эту дверь, но нажимает на кнопку звонка квартиры Шевелевых, и за дверью его встречает молодая женщина с припухшими от бессонницы и слез веками. На его вопросы отвечает пространно и обстоятельно.
— Вчера не заявляли, думали — к дяде в Новгород подался. Он уже однажды учинил такое,— быстро говорит она, поправляя непослушную прядь волос.— Дозвонились к вечеру, уже думали — не доживем. А там — ни сном ни духом. Здесь, в городе, оборвали, конечно, телефоны у всех его друзей. Хотя бы какой-то намек, хоть за что-то зацепиться. И не ссорился особо ни с кем, и не дрался, как бывало, и не отправлялся искать сокровища, и не собирался к Северному полюсу или там по следам знаменитых путешественников... Не знаем, что и подумать...
— Подготовьте мне все же список его друзей,— говорит Павел Ефимович и, когда женщина уже взяла ручку, собираясь писать, как бы невзначай спрашивает: — А ваши соседи по дому ничего не знают?
Женщина переворачивает ручку шариком вверх.
— Да я в первую очередь у соседей справлялась. В нашем доме живет много Петиных одноклассников. Вот даже на нашем этаже, в сто девятнадцатой квартире...
— А в сто двадцатой?
— У Бурундуков? Нет, там дети взрослые, живут отдельно. Петя любил играть в шахматы с Арсением Семеновичем и особенно — с его роботом. Что они общего между собой находили, неведомо, но и с тем и с другим Пете бывало ужас как интересно. Готов был ради них не то что товарищей, а и родителей забыть. Ну, робот как робот, оно понятно: для мальчишки любая машина занимательней всего, а вот что он находит в Арсении Семеновиче — не пойму, хоть убейте!
— У сына и спросили бы.
— Спрашивали. Говорит — с ними приятно. Вот и все.
— Приятно или интересно?
Женщина на секунду задумывается, упрямо встряхивает головой:
— Нет, приятно. И меня удивило это слово. Допытывалась: чем же они тебе так приятны? А он: всегда говорят правду. Больше ничего из него не вытянула.
— У вас большая семья?
— Муж. Двое детей. Петиной сестричке три года. Бабушка с дедушкой...
Будто только и ждала этих слов, из кухни выглядывает пожилая женщина:
— Что ж вы в коридоре стоите? Зови гостя в комнату.
Трофимов прошел в комнату, тесно заставленную модной мебелью. Вышитые подушечки лежали на диване, на креслах. Фарфоровые статуэтки поблескивали на серванте. Ковры — на стенах, на полу. Павел Ефимович подумал, что в такой комнате мальчику разгуляться негде.
— Можно посмотреть детскую?
— Пожалуйста. Вот здесь, рядом с гостиной.
Снова тяжелые ковры, спертый воздух. Вышитые подушечки на стульях и детских кроватках. Куклы — большие, в рост ребенка, поменьше и совсем крохотные — все в нарядных платьицах. В идеальном порядке выстроены шеренги игрушечных машин, кораблей, самолетов, ракет. Шкафчик с книгами. В углу — коробка с десятками разнообразных деталей — зубчатые колесики от часов, гайки, болты, гвозди, шайбы...
— Сколько машин и самолетов ему покупали, а он поиграет новинкой минут пять и норовит разобрать! — жалуется Петина бабушка.
— И это ему удавалось?
— Да что вы, скажете такое! — машет она руками. — Кто ж ему позволит? Вот он всякий хлам на улице собирал и сочинял из него свои корабли и ракеты.
— А книги?
— Книги любил читать. Целыми днями только и делал бы, что читал. Особенно о путешествиях, о капитанах,— вступает в разговор Петина мама.— Придумал для себя кодекс чести: это можно, а то нельзя. Все к соседям бегал, советовался, а нас и в расчет не принимал, не уважал родность.
