Эрвин Дертян - Блеск и нищета кибернэросов
Итак, профессор Палевский всеми возможными способами стремился проводить испытания конструкции кибернэроса. Вначале он сопоставил применяемые им при конструировании кибернэросов химические вещества с элементами, составляющими человеческий организм. Машина четко показала, что искусственные материалы по меньшей мере равноценны природным элементам, за исключением случаев, когда они качественно превосходят последние. Точно так же Палевский поступил и с координацией движений кибернэроса, в том числе любовными действиями и т. д. Во всех случаях машина высказалась в пользу кибернэроса. Наконец, он запрограммировал эти действия, вместе взятые, и, как следовало ожидать, машина ясно, логически неопровержимо показала, что все они по крайней мере равноценны человеческой любви.
Профессор Палевский удовлетворенно потирал руки, вспоминая, с какой скрупулезностью и осмотрительностью производил он проверку своих опытов. "И это они хотят опровергнуть", думал он с тайным злорадством и решил возбудить открытый процесс против безответственных клеветников. Ведь в конце концов на карту поставлена его научная репутация.
С этим приятным чувством он принялся за чтение статьи Дорнана. Неожиданно ему в голову пришла мысль подвергнуть анализу логической машины саму статью. Да, это будет достойным ответом. Посмотрим, выдержат ли аргументы противника те испытания, которые столь блестяще выдержал ход его мыслей.
Журналист в качестве эпиграфа к своей статье выбрал два стихотворения. Одно из них принадлежало средневековому трубадуру и на языке того времени звучало совсем неплохо:
Больше всего на свете
я ненавижу день,
Который нас разлучает,
любимая нежной любовью!
Но еще больше, чем день,
я ненавижу солнце
Вестника дня.
Профессор прочел перевод и логически сформулировал его содержание: поэт ненавидит день, потому что тот отделяет его от любимой. "Ну, а теперь посмотрим, что он хочет этим сказать", - подумал Палевский и задал вопрос своему верному другу - кибернетико-логической машине. Если поэт ненавидит день, потому что тот отделяет его от любимой, задал он первую посылку, а ночь не ненавидит, то что же отделяет его от любимой? Машина ответила через секунду: свет. Профессор поставил следующий вопрос. Если именно свет разлучает поэта с любимой, то какова причина этого? Машина вновь защелкала - и вот уже готово логически неопровержимое следствие: поэт лишен зрения, он слеп.
Профессор Палевский почесал затылок. Что хочет сказать поэт своей слепотой? Но как бы там ни было, на все легко получить ответ: ведь прибор запрограммирован не только на зрительные, но и на слуховые и осязательные раздражения. Профессор продолжил анализ второй цитаты, на сей раз из стихотворения Аполлинера. Дорнан с помощью этих двух поэтов, столь далеких друг от друга по времени, хотел дать читателю почувствовать непреходящую красоту и вечность любви.
О Лу, я вновь говорю с тобой о любви.
Любовь воскрешает сердце, как солнце рождает день.
Если любовь воскрешает, как солнце, тогда данное лицо (профессор поставил вопрос, и ответ не заставил себя ждать) - солнцепоклонник.
Слепой солнцепоклонник! Вот чертовщина! Если атот журналист и дальше во всем столь же последователен, просто не стоит тратить на него время. "Для солнцепоклонников я и в самом деле не могу создать кибернэроса, ни для слепых, ни для зрячих, я могу создать автомат лишь для тех, кто обладает естественными человеческими инстинктами", - ворчал Палевский, постепенно заинтересовываясь содержанием статьи. Дорнан, как было договорено с главным редактором, в начале статьи знакомил читателя с изобретением профессора, причем не скупился на похвалы гениальности и технической изобретательности автора. Стало быть, этим Палевский мог быть доволен. Он просто не понимал, какие еще могут быть возражения против его открытия. Дорнан задает вопрос: "И почему я все же утверждаю, что кибернэрос, - который как конструкция заслуживает всяческого одобрения, - по сути своей блеф, одурачивание народа, профанация и унижение человека?" И далее продолжает: "Человек - это звучит гордо", - писал Горький. Венец творения, как принято говорить. Самое развитое и сложное живое существо, Homo sapiens, как он себя называет. Можно ли низводить человека до уровня машины? Как же можно любовь, эту сугубо человеческую функцию, специфическую потребность удовлетворить без человека-партнера?"
"Ну, наконец-то, после множества возвышенных фраз хоть одно здравое суждение, которое можно проверить", - подумал профессор. Как бишь оно звучит: можно ли специфически человеческую потребность удовлетворить без человека-партнера? Чтобы упростить вопрос, он заложил в машину еще более доступную фразу. "Если человек специфически человеческую потребность удовлетворяет с помощью человека-партнера, то он..." Машина с привычной быстротой подсказала ответ - людоед.
Больше сомнений не оставалось: господин журналист защищает людоедов! Профессор поставил вопрос в несколько более усложненной форме: "Если человек удовлетворяет специфически человеческую потребность с помощью человека-партнера, но не является людоедом, что из этого следует?" Машина заработала медленно, она щелкала довольно долго, а затем дала сразу три ответа: а) его подвергают искусственному питанию, б) он гомосексуалист, в) он предприниматель, эксплуатирует чужую рабочую силу.
Профессор успокоился, но, чтобы лишний раз убедиться в своей правоте, поставил еще один вопрос в косвенной форме: "Если человек удовлетворяет человеческую потребность без помощи человека-партнера, кто он?" И снова получил три ответа: а) отшельник, б) онанист, в) в безлюдной глуши справляет собственные нужды.
Профессор продолжал читать статью.
"Любовная жизнь в ее современной форме - такое же проявление человеческой сущности, как и любая другая наша деятельность; любовь - это совокупность инстинктов, воплощенных в человеке, однако она значительнее слепого, неосознанного инстинкта живого существа, в ней заключается то, что возвышает человека над животным".
Профессор сначала проверил первую часть фразы с помощью ранее испытанной формулы: "если... то...". "Если любовная жизнь в ее современной форме является одним из проявлений человеческой сущности, - поставил он вопрос, - то человек в его современной форме..." "...животное", - прозвучало неопровержимое суждение машины. "Если именно любовь возвышает человека над животным, то любовь..." "...это мышление", дала машина логически безошибочный ответ.
Профессор Палевский вздохнул. "Противоречия, сплошные противоречия в каждой фразе, ведь животное не способно мыслить", - торжествующе заключил он. Это такая ерунда, что логически мыслящему человеку даже не стоит ею заниматься.
