Сергей Гатаулин - Вирус
— Внимание, загрузка окончена! Команды выходят на боевой рубеж, — металлический голос, проникая сквозь шлем, заглушил шуршание древнего лифта. — Ваша задача — очистить станцию от крысоедов и уничтожить ядерный реактор.
Тяжелые створки со скрипом раздвигаются — слишком медленно для бойца, желающего покинуть тесную металлическую коробку живым. Ожидание равносильно смерти.
Тромб прыгнул в образовавшуюся щель, в воздухе сбрасывая с плеча винтовку, перекатился по пыльному полу под прикрытие ближайшей колонны. Взрыв едва не разорвал барабанные перепонки. Воздушная волна подтолкнула к спасительной тени.
Инстинкт самосохранения — великая сила. Первое правило выживания: меньше думай — больше двигайся. Изнурительные тренировки забили бойцовские навыки на уровень рефлексов. Без них он давно был бы мертв. Снайпер, ожидая его появления, моргнул в самый ответственный момент, потому-то и не заметил, когда из охотника превратился в добычу.
Перекрестье прицела вспыхнуло алым, фиксируя захваченную цель. Тромб облегченно вздохнул.
— Имя: Деклох. Статус: мужчина-солдат, бот, — проскрипел информатор.
Деклох повернул голову. В оптическом прицеле показались маленькие бегающие глазки, исполненные животного ужаса. Хлопок выстрела, и крысоед мертв.
— Вы убили Деклоха. Статус: мужчина-солдат, бот.
Что дальше? Лифт, лестница, нулевой уровень, реактор.
Оставаться на месте нельзя, иначе сам окажешься на месте Деклоха. В наушнике зашуршало.
— До цели триста метров. Противник себя не обнаруживает.
— Ждите! Я на подходе.
Он мчался вперед, избегая открытых мест, пока не уперся в лестницу, заваленную всевозможным хламом. «Откуда на боевой станции детские игрушки, древние швейные машины? — удивился боец, перепрыгивая очередное препятствие. — И откуда я знаю, что это именно швейные машины?» Что-то неправильное было в сегодняшнем задании, что-то неестественное, противоречащее здравому смыслу. Вот только что? Нет, думать нельзя — только действовать! Последний пролет. Неожиданно дорогу перегородил нелепый плюшевый медведь. Гигантский зверь ярко-красного цвета с нелепым шелковым бантом на шее и большими картонными глазами, пришитыми толстыми нитками.
Какой идиот притащил сюда это чучело? Вспомнились слова инструктора Шейна: «Действуй, бот, или умри! Оставь раздумья человеку!»
У старого вояки никогда не было конкретного ответа на вопрос: кто такой человек? В лучшем случае он ограничивался расплывчатым и неопределенным: «Это тот, кто не подчиняется ничьим командам и в чьих действиях нет боевой логики».
— Они выше войны! — прошептал старик, когда Тромб в очередной раз вынудил его отвечать. — Говорят, они могут изменять свой внешний вид, свое лицо и даже… — Шейн на секунду замолчал и благоговейно зашептал: — Могут устанавливать правила игры!
Тромб не верил слухам. Как же, мифические игроки, наделенные фантастическим могуществом! Может, они и вправду обладают невероятным запасом удачи; может, даже способны влиять на игру. Но менять ее правила? Нет!
— Действуй, бот, или умри! — прошептал боец, однако вопреки привычке не бросился вперед, а остался на месте.
В голове шумело, рождались странные мысли, высвечивая неизвестные образы. Если за спиной плюшевого «мишки» сидит снайпер, то пули не избежать. Подстрелят, едва он появится в освободившемся проходе.
— Командир! Какого черта ты торчишь на виду у всех? — удивленный голос рядовой Пинки хлестнул по ушам.
Тромб отбросил размышления и, прыгнув через несколько ступенек вперед, выбил громадного зверя в дверной проем. Рефлексы не подведут. Уже в воздухе сообразил: неплохое прикрытие — от снаряда не защитит, а от пули — наверняка. Руки, готовые обхватить шею тряпичного гиганта, неожиданно провалились в пустоту. Зверь мгновенно растворился в воздухе — словно его и не было вовсе.
— Какого черта?! — заорал Тромб, по инерции вылетая в громадный зал ядерного реактора.
Осмотрелся. Расстояние между стенами не менее полукилометра. А он такой маленький. Странные ощущения, как у голого игрока на футбольном поле. Футбольное поле, ощущение — какие странные слова появляются в голове. Ааа! Черепная коробка словно взорвалась. Мутный поток неизвестных образов хлынул в сознание. Перед глазами замелькали яркие картинки миллионов разных предметов, символов и понятий…
«Обращать внимание на этот калейдоскоп — значит умереть»! — Тромб перевернулся в воздухе. За спиной раздался хлопок выстрела, и он понял, что опоздал. Реактивный снаряд приближался, а в голове торчал глупый вопрос: «Что такое калейдоскоп?» Слово он знал, но найти подходящего к нему визуального образа не мог. Каланча, калач, калейдоскоп — не может быть! Яркая вспышка разорвала тело на миллионы сияющих осколков. Погружаясь в беспамятство, Тромб успел услышать скрипучий голос информатора:
— Вас убил Вячеслав. Статус: человек.
Все-таки он существует — человек, способный…
…Выныривая из темноты небытия, боец огляделся. Перед глазами громадное древо каталогов. Стоп! Что это за странный нарост на одной из его ветвей? Тяжелая программа, разрастающаяся метастазами, словно раковая опухоль. Ежесекундно изменяется и странным образом притягивает внимание. Боец всмотрелся в знакомый фрагмент программных кодов. Откуда здесь взяться прону? И прон ли это? Слишком большой. Понимая, что наткнулся на что-то важное, Тромб сравнивал сложную структуру с известными ему программами. Что же она напоминает? Спутанные клубком многокилобайтные нити с выступающими во все стороны отростками, предназначенными только для одной цели: переплетаясь с массивами данных, они должны непрерывно самовоспроизводиться, попутно прикрепляя к используемым файлам зародыши будущих клонов.
Тромб продолжил путешествие во времени, наблюдая за тем, как древовидная структура, сталкиваясь с проникающей в систему программой, начинает усложняться. Дерево каталогов быстро разрасталось, пока не заполнило все свободное дисковое пространство. Растекаясь на десятки машин, оно все больше напоминало… Да это же копия человеческого мозга, только вместо нейронов вездесущие проны!
Боец вновь ощутил, как проваливается в прошлое, все глубже и глубже…
Кровь! Боль! Холод… Темнота…
Миллионы единиц, еще больше нулей. Цифры движутся, подчиняясь вложенной в компьютерное железо программе, выстраиваются в сложные бесконечно длинные последовательности. Его нет — и в то же время он есть. Он нигде — и он одновременно везде. Оглядеться бы, да есть ли глаза? Если есть, почему он их не чувствует? Потому что он умер, и у него нет тела. Его туловище, разорванное ракетой, валяется на лестнице. Куски остывающей плоти — там, посреди бесконечного зала…
