Ричард Матесон - Пляска мертвецов
Волна музыки схлынула, оставляя в бурлящем фарватере лопающиеся пузырьки барабанных переливов.
Ночной клуб превратился в безмолвный склеп. Не слышно стало даже дыхания.
Темно-красная дымовая паутина медленно проплыла на сцене. Ни звука. Только глухое, ритмичное соло барабана. Пегги окаменела. Она срослась со стулом, обратилась в кусок скалы с бешено колотящимся сердцем. Сквозь двигающуюся пелену дыма и алкогольное головокружение она начала с ужасом различать происходящее. Существо это было женщиной.
Спутанные черные волосы обрамляли одутловатое лицо, напоминающее маску. Окаймленные тенью глаза были скрыты гладкими веками цвета слоновой кости. Рот, казалось, не имел туб. Он был похож на запекшуюся резаную рану, застывшую над подбородком. Белая шея, белые плечи, белые руки. По бокам зеленоватого прозрачного одеяния имелись рукава, из которых свешивались словно вылитые из гипса кисти.
Мраморное изваяние в красных отсветах прожекторов.
Все еще парализованная Пегги не отрываясь следила за застывшими очертаниями. Косточки накрепко переплетенных под столом пальцев побелели. Пульсирующее подрагивание воздуха проникало в самое нутро, ритм барабанных палочек управлял сокращениями сердца.
Из черной пустоты за спиной послышался шепот Лена:
— Я люблю мою жену, но этот труп…
— Бад и Барбара не выдержали и сдержанно засмеялись. Пегги ощутила нарастающий могильный холод, прилив беспомощного отчаяния.
Где-то впотьмах, в глубине дымного тумана, один из зрителей искусственно кашлянул, пытаясь прочистить слипшееся горло. По залу разнесся одобрительный вздох понимания.
На возвышении по-прежнему не было никакого движения. Оттуда не исходило ни звука. Только тягучие барабанные переходы метались по затихшему помещению, как будто невидимый музыкант искал и не находил какую-то потайную дверь. Обезличенная безымянная жертва недавней чумы застыла бледной статуей, и видно было, как дистилляционный раствор струился по ее сосудам, преодолевая кровяные сгустки.
И вдруг барабан захлебнулся, словно не выдержал нарастающей паники. Пегги показалось, что кто-то невидимый и холодный начал ее заглатывать. Шейные мышцы напряглись до предела, раскрытый рот прерывисто глотал воздух.
Веки стоящего перед ними мертвеца дрогнули.
В зале воцарилась мрачная напряженная тишина. Остатки воздуха застряли у Пегги в гортани, когда она увидела, как открылись, подрагивая, выцветшие глаза. Что-то скрипнуло. Это тело ее бессознательно откинулось на спинку стула. Пегги не мигала. Сквозь расширившиеся зрачки в мозгу отпечатывалось изображение мерзкой твари, бывшей когда-то особью женского пола.
Снова заиграла музыка. Снова застонали в темноте медные голоса, словно какое-то животное с клаксонами вместо рта жалобно ныло в полуночной аллее.
Внезапно бессильно висящая сбоку правая рука «ходячего мертвеца» дернулась. Сухожилия стали сокращаться. Левая рука изогнулась, вытянулась вперед и упала обратно, шлепнув по вялой бледно-красной ляжке. Правая вперед, левая вперед. Правая-левая-правая-левая. Так двигаются марионетки в любительском театре.
Музыка соответственно изменилась. Барабанные щетки задавали ритм мышечной конвульсии. Пегги откинулась еще дальше. Тело стало совершенно бесчувственным и холодным. Лицо, застывший синевато-багровый слепок.
Существо на сцене пошевелило правой ступней и неуклюже понесло ее вверх по мере того, как дистиллят оказывал действие на мышцы голени и бедра. Второе сокращение, за ним третье. И вот уже левая нога целиком двинулась вперед, а за ней и весь корпус женоподобного трупа в результате резкого мышечного спазма подался к краю сцены, вызвав движение и игру света в прозрачном облачении.
Пегги услышала свистящий выдох, вырвавшийся сквозь плотно сжатые губы Бала и Лена. Противная тошнота вспучилась у нее в желудке. Сцена пошатнулась и поплыла. Водянистое свечение двигающегося мертвого тела направлялось прямо к ней.
Голова закружилась. Сдавленная ужасом Пегги теперь уже не могла оторвать взор от возбужденного неживого лица.
Она видела, как открывался рот, обнажив зияющую пустоту. Заживший, казалось, шрам разошелся и открыл саму рану. Она видела, как раздулись темные ноздри, как зашевелилась гниющая плоть под отвисшей кожей щек, как появились и исчезли на багровой белизне лба глубокие складки. Пегги видела, как один из безжизненных глаз подмигнул в пространство, и услышала всеобщий испуганный хохот.
В оркестре что-то затрещало. Припадочные движения мертвых рук и ног заставляли тело скакать по залитому светом настилу, как будто в разваливающуюся на куски огромную куклу человеческого размера вдохнули новую жизнь.
Все это казалось кошмарным сном. Пегги отчаянно, беспомощно дрожала, не в состоянии оторваться от прыжков и кружений смертельной пляски. Кровь ее обратилась в лед. Жизнь остановилась. Только сердце продолжало трепетать неровными скачками. Взгляд застыл и не замечал ничего, кроме пассивно извивающейся белой женской плоти под прилипшим к ней шелком. Но вдруг что-то где-то испортилось.
До сих пор действие ограничивалось площадкой в несколько ярдов, обозначенной декорацией, и все мышечные схватки не выносили тело за пределы янтарно-желтого сектора. Однако внезапно, в результате непредвиденного пароксизмального возбуждения фигура «хмурика» двинулась к ограждению.
Установленные вдоль сцены деревянные стойки заскрипели, когда ожившая масса налетела на них низом живота. Пегги превратилась, в туго сжатый узел. Она видела, как исказилась в смертельной агонии каждая черточка озаренного тусклым пятном лица.
Зловещая фигура отлетела назад, в ритм музыке хлопая себя по шуршащим шелковым бедрам прокаженными руками.
И снова прыжок вперед. Обезумевшая кукла глухо шлепнулась бесформенным животом о деревянную загородку. Нижняя челюсть ее отпала вниз и снова защелкнулась. Медленный разворот вокруг сцены, и снова заскрипело ограждение под обрушившимся на него ударом. Пегги сидела как раз внизу.
Она не дышала. Она срослась со стулом. В безотчетном ужасе разошлись и замерли побелевшие губы, кровь разрывала вены на висках. А страшное нелепое существо все кружило перед ней, скользящая белая пелена застилала глаза.
В следующее мгновение оно опять врезалось в парапет, склонилось над ним, и пылающее бескровное лицо вплотную приблизилось к Пегги. На высушенной бледно-лиловой маске жили только уставившиеся прямо в душу глаза.
Пол начал уходить из-под ног. Серовато-синее лицо исчезло в поглотившей сознание темноте, но сразу же откуда-то появилось, засияв новыми оттенками. Топот медных ног не стихал. Мозг разрывался.