Ольга Ларионова - Соната звезд (Анданте)
- Уже нет. - Она достала из нагрудного кармана черный шарик, матовый, не больше каштана. - Так у нас принято, Бовт.
Из шарика проклюнулся острый язычок огня.
- Отойди, - велела она.
Бовт не двинулся с места.
Она поднесла огонь к корпусу одного Кораблика, потом другого, и Бовт увидел, как лиловые языки побежали по блестящей поверхности. Бовт шагнул вперед и положил то, что Иани называла цветами, на раму иллюминатора.
Иани оттащила его.
Долгое время казалось, что горят не сами Кораблики, а что-то бесцветное, разлитое по их поверхности. Но потом они разом осели, пламя полыхнуло вверх и рассыпалось множеством крупных бледных искр. Ветер, не дожидаясь конца, погнал по площадке поземку пепла.
Иани дернула его за рукав. Еще и еще. Бовт стоял. Она обежала вокруг него и стала перед ним. Лицо у нее было счастливое, мокрое и измазанное землей.
- Ну что ты стоишь, как каменный? - спросила она. - Это же Элоун! Понимаешь, тот самый Элоун, без которого тебе жизни не было!
Бовт смотрел на свои руки. Одна была в земле - отчего бы? - и пахла рыбой. Потом вспомнил: пучок стеблей. С корнями.
- Пошли, - сказала Иани и взяла его за руку.
Он послушно пошел, словно принадлежал ей, как Кораблик. Но она довела его только до бортика, ограничивающего посыпанную пеплом площадку, и остановилась.
- Дорога там, - сказала она и махнула рукой куда-то вперед, где над туманом бесшумно плыл призрак белой пирамиды. - И там дорога, и там. Куда бы ты ни пошел по этим цветам, ты выйдешь на дорогу. Но лучше иди прямо.
Она отпустила его руку. Бовт оглянулся - еще два костра поднимались к низко подвешенным облакам, и две фигурки, обнявшись, уходили в поле. Они шли и нагибались на ходу, словно что-то срывали.
Он посмотрел на Иани и вдруг понял: она ждет, чтобы он ушел один. Она помогла ему, она притащила его сюда, и хватит с нее, и она стоит, счастливая и нетерпеливая, сделавшая все, что только можно было сделать не для Бовта для своего Элоуна, и вот теперь ждет, чтобы Бовт ушел первым.
Он кивнул и сразу же спохватился - здесь не прощаются. Тогда он сошел с площадки на поле и побрел туда, где у подножия снеговой пирамиды должна была проходить дорога. Ботинки скользили по мокрой, гниловатой траве, полые стебли хлюпали и стреляли коричневой жижей. Бовт вошел в туман. Временами то слева, то справа слышались звенящие голоса. Но Бовт шел прямо, все время прямо, потрясенный той малостью, в которую превратилось самое дорогое в его жизни - уменье неистово желать, желать наперекор всему, всем земным и неземным преградам и запретам, - шел по бурым низинам своего долгожданного Элоуна, без которого ему почему-то не было жизни на этом свете...
