Ненси Кресс - Цветы тюрьмы Аулит
Разумеется, ведь он лекарь! Земляне не досаждают ему, потому что знают: в следующий раз его помощь может понадобиться им.
Как я глупа, что сразу этого не поняла! От меня как от осведомительницы ждут прыти. Я вижу только один путь.
Несколько дней я выжидаю, потом сажусь в тюремном дворе на землю, подпираю спиной стену и приказываю себе почти не дышать. По прошествии нескольких минут я резко вскакиваю. Меня сразу начинает мутить, и я усугубляю свое недомогание, задерживая дыхание. Потом я что есть силы врезаюсь в каменную стену и сползаю по ней. Я сильно ударилась лбом и рукой. Один из людей моей покровительницы что-то кричит.
Минута - и рядом оказывается сама Пек Факар. Я слышу ее голос и все остальные голоса сквозь пелену тошноты и боли.
- Врезалась головой в стену. Сам видел.
- ...говорила мне, что у нее бывают такие приступы...
- ...разбила башку...
Я ловлю ртом воздух, борясь с тошнотой.
- Лекарь, землянин...
- Землянин? - Я слышу в голосе Пек Факар подозрение и лепечу:
- Болезнь... один землянин говорил мне... с детства... без чужой помощи я... - Меня рвет прямо ей на ботинки - весьма полезная случайность.
- Приведите землянина, - скрипит Пек Факар. - И возьмите полотенце!
И вот ко мне наклоняется Кэррил Уолтерс. Я цепляюсь за его руку, пытаюсь улыбнуться и теряю сознание.
Когда я прихожу в себя, выясняется, что я лежу на полу в столовой, а землянин сидит рядом, скрестив ноги. Несколько моих соплеменников с хмурым видом жмутся к дальней стене.
- Сколько пальцев ты видишь? - спрашивает Кэррил Уолтерс.
- Четыре. Разве их у тебя не пять?
Он разгибает пятый палец и говорит:
- Тебе лучше.
- Нет, не лучше, - возражаю я. Он обращается ко мне на детском, упрощенном языке, да еще с причудливым акцентом, но понять его можно. - У меня болезнь. Так сказала другая целительница-землянка.
- Кто?
- Ее звали Анна Пек Ракова.
- Какая болезнь?
- Не помню. Что-то с головой. От болезни у меня припадки.
- Какие припадки? Ты падаешь на пол?
- Нет. Да... Иногда так, иногда по-другому. - Я смотрю ему прямо в глаза. У него странные глаза: меньше моих, невероятной голубизны. - Пек Ракова сказала, что при таком припадке я могу умереть, если мне не помогут.
Он не реагирует на мою ложь. Или реагирует, но я не понимаю его. Раньше мне не приходилось доносить на землян. Его вопрос звучит чудовищно, даже для узника тюрьмы Аулит:
- Что ты сделала?
Я отвожу глаза.
- Я убила родную сестру. - Если он потребует подробностей, я закричу. Голова раскалывается от боли.
- Извини, - бормочет он.
За что он просит прощения? За то, что задал неуместный вопрос или что я убила Ано? Пек Ракова была другая: она имела хоть какое-то понятие о приличиях.
- Та землянка, целительница, говорила, что за мной должен наблюдать лекарь, который знает, что делать при новом припадке. Ты это знаешь, Пек Уолтерс?
- Да.
- Ты будешь за мной наблюдать?
- Буду. - Он уже и так внимательно за мной наблюдает. Я трогаю свою голову: она обмотана тряпкой. Боль становится нестерпимой. Я отнимаю от головы руку, липкую от крови.
- А что взамен? - спрашиваю я.
- Как ты платишь Пек Факар за защиту?
А он смышленее, чем мне казалось!
- С тобой я этим поделиться не смогу.
- Тогда расскажешь мне о Мире.
Я киваю: обычная просьба землянина. Как я уже говорила, они просят очевидных сведений. Я перестаю видеть столовую. Свет меркнет.
Пек Факар все это не нравится. Но я как раз передала ей оружие, принесенное "кузеном". В камере под койкой я оставляю записки для тюремной администрации. Пока заключенные во дворе, - а мы торчим там каждый день, независимо от погоды, - под койкой появляется то, о чем я прошу. Пек Факар требовала любое оружие, но я не ожидала, что это будет оружие землян. Теперь в тюрьме есть человек с пистолетом. Понятно: всем наплевать, что мы, нереальные, сотворим друг с другом - хоть перебьем. Больше стрелять все равно не в кого: вокруг только те, кто и так умер.
- Без Пек Уолтерса я откину копыта, - внушаю я хмурой Пек Факар. - Он владеет особым земным методом, останавливающим припадок.
Она грозно смотрит на меня. Но как бы она ни сердилась, никто, даже те, кто потерян для реальности, не в силах отрицать, что у инопланетян есть свои тайные знания. Да и раны у меня самые настоящие: кровь, повязка на голове, заплывший левый глаз, содранная кожа на левой щеке, синяя рука. Она поглаживает земное оружие - скучную стальную машинку.
- Ладно, можешь держать землянина при себе, если он согласится. Только зачем ему соглашаться?
Я со значением улыбаюсь. Пек Факар никогда не клюет на лесть, потому что любовь к лести - признак слабости. Но она понимает мою улыбку - или воображает, что понимает. Я пригрозила землянину, что она его не пощадит, и теперь вся тюрьма знает, что ее власть распространяется не только на соплеменников, но и на чужаков. Она по-прежнему хмурится, но уже не столь зловеще.
Потом начинаются мои беседы с землянином.
Разговаривать с Кэррилом Пек Уолтерсом, значит, поминутно испытывать замешательство и отчаяние. Он сидит напротив меня в столовой или в тюремном дворе и прилюдно скребет у себя в голове. Когда у него хорошее настроение, он издает ртом отвратительные свистящие звуки. Он затрагивает темы, которые могут обсуждать только очень близкие люди: состояние его кожи (она усеяна странными бурыми шишками) и легких (забитых мокротой). Он ужасный невежа: не знает, что приличная беседа начинается с обсуждения цветов. Говорить с ним - все равно что беседовать с ребенком, способным, правда, ни с того ни с сего перейти к обсуждению конструкции велосипеда или постулатов права.
- Вы считаете, что личность значит очень мало, а группа - все, заявляет он.
Мы сидим во дворе, под каменной стеной, чуть в стороне от остальных заключенных. Некоторые из них посматривают на нас исподтишка, другие таращатся в открытую. Я сержусь. Я вообще часто сержусь на Пек Уолтерса. Все развивается не так, как я рассчитывала.
- Что за чушь! Личность имеет в Мире огромное значение! Мы по-настоящему заботимся друг о друге, и никто не остается за пределами нашей общей реальности.
- Точно! - соглашается Пек Уолтерс, только что научившийся от меня этому слову. - Вы так заботитесь о других, что никто не может остаться наедине со своими мыслями и чувствами. Один - это плохо. Действовать в одиночку - плохо. Реальность - только совместная.
- Конечно! - подтверждаю я. Неужели он настолько глуп? - Реальность всегда общая. Существует ли звезда, чей свет доступен лишь одному глазу?
Он улыбается и произносит что-то на своем языке. Заметив, что я не понимаю, он повторяет то же самое:
