Игорь Ткаченко - Путники
Он вдруг осекся и замер на месте с поднятой ногой. Шагах в пяти из-за деревьев вышел, покачиваясь, до бровей заросший человек в лохмотьях и заступил дорогу. В руках он сжимал узловатую дубину. Голодно сверкающие глаза обшарили старика и мальчика и остановились на мальчике.
Мужчина шумно сглотнул, дернулся вверх и вниз острый кадык, напряглись руки.
Гауранга попятился. Кормчий. Где-то поблизости могут быть и другие.
Отпрыгнуть в кусты и бежать. Кормчий не догонит, куда ему! Позвать воинов. Но Данда...
Мальчик тоскливо оглянулся по сторонам. Помощи ждать неоткуда.
Кормчий, не сводя глаз с пояса Гауранги, шагнул вперед, перехватил поудобнее дубину. Данда угрожающе поднял посох и встал между мальчиком и кормчим, но Гауранга отстранил старика. Он отцепил от пояса фазана и рыбину, положил на землю перед кормчим и отступил. Он хотел что-то сказать, но язык отказывался повиноваться, и тогда мальчик просто раздвинул губы в подобии улыбки.
Удивительная перемена произошла вдруг с кормчим. Он отшвырнул дубину, обеими руками схватил рыбину и фазана и, прижимая к груди, в несколько прыжков скрылся за деревьями.
Увидев врага убегающим, Гауранга вскинул было лук, но рука старика опустилась ему на плечо, крепко сжала.
-- Не надо, -- сказал Данда. Голос его дрожал. -- Ты все правильно сделал. А я испугался! -- он коротко сыпанул трескучим смехом.
Возвращались молча. Рука старика лежала на плече мальчика. Когда меж деревьев стали видны почти готовые стеньг, сложенные из толстых бревен, и слышны голоса копающих ров людей, Гауранга спросил:
- Ты ведь не уйдешь от нас, Данда?
-- Еще не знаю, -- с испугавшей мальчика серьезностью после долгой паузы ответил старик.
Дозорные спали, никто не окликнул скользнувшего в приоткрытые ворота человека, и, оказавшись вдали от стен, в густой тени деревьев, он с облегчением вздохнул. Некоторое время, замерев на месте, он вслушивался в ночную тишину, ожидая вскрика испуганной птицы, звяканья оружия или хруста ветки под неосторожной ногой. Но ничто не показалось ему подозрительным, он вышел из-за дерева и быстрым шагом, сторонясь тропинки, направился туда, где на обращенном к морю склоне холма стояла крохотная хижина хромого Данда.
На пороге он обернулся, еще раз внимательно огляделся по сторонам, потом без стука толкнул дверь и вошел внутрь. Едва дверь закрылась за ним, как из кустарника появилась маленькая юркая фигурка и прильнула к стене рядом с окном.
В эту ночь сон обошел стороной не только хижину хромого Данда. Бодрствовал и Гунайх, а вместе с ним пятеро старейших клана. Посла обильной пищи и хмельного питья им Хотелось спать, они важно клевали носами, недоумевая про себя, зачем вождю понадобилось звать их в столь поздний час, а речь Гунайха все текла и текла. Для каждого он нашел доброе слово, каждому напомнил о его заслугах перед кланом. Он вспомнил стародавние времена, когда клан был могуч и богат и соседи искали с ним дружбы.
-- Да-да, -- кивали старцы. -- Были такие времена. Нам ли их не помнить?! -- И глаза их туманились, а выцветшие губы растягивались в улыбке. Славные были времена, сытые и спокойные.
-- Но потом у вождя родились сыновья-близнецы, и по древнему обычаю клан разделился. Все ли это помнят?
-- Да-да, -- кивали старцы и мрачнели. -- Так было. Древний обычай не был нарушен.
-- Именно тогда, с Раздела, начался закат славы и удачи, -- напирал Гунайх. Соседи обнаглели, война следовала за войной, и ему, Гунайху, досталось жалкое наследие чужой глупости. Да-да, глупости! Но он не роптал, нет, он воин и сын воина. Но неудачам не было конца, соседи были сильнее, а кое-кто опять вспомнил древние обычаи и начал шептаться по углам о смене вождя.
Старцы, почуяв угрозу, принялись что-то бормотать, но Гунайх их не слушал.
"Испугались! -- удовлетворенно думал он про себя, вглядываясь в ненавистные лица. -- Это хорошо, что испугались, хорошо, что поняли наконец свою слабость здесь, на новой земле, где некому пожаловаться и не у кого искать защиты".
Как же люто он ненавидел их! Вечно брюзжат, и всегда у них наготове какой-нибудь древний обычай или достойное подражания деяние предков. Иногда Гунайху казалось, что, собравшись где-нибудь в укромном месте, они сами выдумывают и обычаи, и деяния предков. Но теперь все будет по-другому. Теперь он, Гунайх, один будет решать судьбу клана. И пусть кто-нибудь осмелится возразить!.. Но почему же так долго не возвращается Гауранга?
-- Духи наших предков создали эту землю для клана взамен утерянной, -сказал Гунайх. -- Они послали проводника -- хромого Данда...
При звуках этого имени старцы оживились, думая, что гроза миновала. По древним обычаям, чужак не имел права жить внутри городища, и хижина Данда стояла в отдалении, но редким был день, когда там не толпились бы воины или старики, женщины и детвора, люди, пришедшие за лечебными травами, советом или просто так.
-- Хромой привел нас сюда, -- сказал один из старцев, которого Данда вылечил от болей в пояснице. -- Он учит детей, лечит раны воинов...
-- Это так, -- оборвал его Гунайх. -- Устами Данда говорят с нами духи предков. И они сказали: здесь наш новый дом. Здесь! Все это слышали на берегу, куда пристали наши корабли и где на плечо хромого опустилась белая птица. Это так, все видели, все это знают. Но я знаю еще кое-что...
Гунайх обвел старцев взглядом, от которого мурашки пробежали у них по спинам, отхлебнул из кубка и продолжал:
-- Я не умею говорить долго и красиво, как мой брат Балиа, я воин. -Он выдержал паузу и, услышав наконец за дверью стремительные шаги, сказал: -- Послушаем моего сына Гауранга.
В тот же миг дверь распахнулась.
-- Он там! Он опять там! -- с порога закричал Гауранга. Глаза его лихорадочно блестели, волосы были растрепаны, а одежда мокра от росы. -- Он опять там и опять уговаривает Данда бежать! Предать нас всех и бежать!
-- Успокойся, -- приказал вождь и усадил мальчика на скамью подле себя. -- Не подобает будущему воину и вождю вести себя на совете клана подобно женщине в грозу. Говори по порядку.
Только сейчас Гауранга заметил сидящих вокруг стола старцев. Он густо покраснел, вопросительно глянул на отца, а когда тот подбадривающе похлопал его по плечу, прерывающимся от волнения голосом стал рассказывать.
Гауранга говорил о том, что Гунайх и старцы знали сами: Балиа дошел со своими людьми до Дальних гор и нигде не встретил человеческого жилья. Неприступные горы и море -- отличная защита от врагов.
-- Он говорил, -- мальчик запнулся и после паузы продолжал, -- он говорил, что только... глупец, разум которого помутился от страха и неудач, может заставлять людей возводить стены, копать рвы и ямы, когда нет никакой опасности...
