Джеймс Блиш - Поверхностное натяжение
Что-то извне покачнуло спору опять с тем же, что и прежде, шелестящим скрежетом. "Наверное, какая-нибудь упрямая диатомея, - лениво подумал Лавон, - старается, глупая, пролезть сквозь препятствие вместо того, чтобы обойти его". Или ранний хищник, который жаждет отведать плоти, прячущейся внутри споры. Ну и пусть, - Лавон не испытывал никакого желания расставаться с укрытием в такую пору. Жидкость, в которой он спал долгие месяцы, поддерживала физические потребности тела, замедляя умственные процессы. Вскроешь спору - и придется сразу же возобновить дыхание и поиски пищи, а судя по непроглядной тьме снаружи, там еще такая ранняя весна, что об этом страшно и подумать.
Он рефлекторно сжал и разжал пальцы и залюбовался зеленоватыми полукольцами, побежавшими к изогнутым стенкам споры и обратно. До чего же уютно здесь, в янтарном шарике, где можно выждать, пока глубины не озарятся теплом и светом! Сейчас на небе еще, наверное, держится лед, и нигде не найдешь еды. Не то чтобы ее когда-нибудь бывало вдоволь - с первыми же струйками теплой воды прожорливые коловратки проснутся тоже...
Коловратки! Вот оно что! Был разработан план, как выселить их из жилищ. Память вернулась вдруг в полном объеме. Словно пытаясь помочь ей, спора качнулась снова. Вероятно, кто-то из союзников старается до него добудиться; хищники никогда не спускаются на дно в такую рань. Он сам поручил побудку семейству Пара, - и вот, видно, время пришло: вокруг именно так темно и так холодно, как и намечалось по плану...
Поборов себя, Лавон распрямился и изо всех сил уперся ногами и спиной в стенки своей янтарной тюрьмы. С негромким, но отчетливым треском по прозрачной оболочке побежала сетка узких трещин.
Затем спора распалась на множество хрупких осколков, и он содрогнулся, окунувшись в ледяную воду. Более теплая жидкость, наполнявшая его зимнюю келью, растворилась в этой воде легким переливчатым облачком. Облачко успело высветить мглу недолгим блеском, и он заметил невдалеке знакомый контур - прозрачный бесцветный цилиндр, напоминающий туфельку, с множеством пузырьков и спиральных канавок внутри, а в длину почти равный росту самого Лавона. Поверхность цилиндра была опушена изящными, мягко вибрирующими волосками, утолщенными у основания.
Свет померк. Цилиндр оставался безмолвным: он выжидал, чтобы Лавон прокашлялся, очистил легкие от остатков споровой жидкости и заполнил их игристой студеной водой.
- Пара? - спросил Лавон наконец. - Что, уже время?
- Уже, - задрожали в ответ невидимые реснички ровным, лишенным выражения тоном. Каждый отдельно взятый волосок вибрировал независимо, с переменной скоростью; возникающие звуковые волны расходились в воде, накладываясь друг на друга и то усиливая звук, то гася его. Сложившиеся из колебаний слова к тому моменту, как достигали человеческого уха, звучали довольно странно - и все-таки их можно было распознать. - Время, Лавон...
- Время, давно уже время, - добавил из темноты другой голос. - Если мы в самом деле хотим выгнать флосков из их крепостей...
- Кто это? - произнес Лавон, оборачиваясь на голос.
- Я тоже Пара, Лавон. С минуты пробуждения нас стало уже шестнадцать. Если бы вы могли размножаться с такой же скоростью...
- Воюют не числом, а умением, - отрезал Лавон. - И всеедам придется вскоре убедиться в этом.
- Что мы должны делать, Лавон?
Человек подтянул колени к груди и опустился на холодное илистое дно - размышлять. Что-то шевельнулось под самой его рукой, и крошечная спирилла, крутясь в иле, заторопилась прочь, различимая только на ощупь. Лавон не тронул ее - он пока не ощущал голода, и думать сейчас следовало о другом: о всеедах, то бишь коловратках. Еще день, и они ринутся в верхние поднебесные слои, пожирая все на своем пути - даже людей, если те не сумеют вовремя увернуться, а подчас и своих естественных врагов, сородичей семейства Пара. Удастся ли поднять всех этих сородичей на организованную борьбу с хищниками - вопрос, что называется, оставался открытым.
Воюют не числом, а умением; но даже это утверждение предстояло еще доказать. Сородичи Пара были разумными на свой манер, и они изучили окружающий мир так, как человеку и не снилось. Лавон не забыл, сколь тяжко дались ему знания обо всех разновидностях существ, населяющих этот мир, сколь мудрено оказалось вникнуть в смысл их запутанных имен; наставник Шар нещадно мучил его зубрежкой, пока знания накрепко не засели в памяти.
Когда вы произносите слово "люди", то подразумеваете существа, которые в общем и целом все похожи друг на друга. Бактерии распадаются на три вида - палочки, шарики и спиральки, - все они малы и съедобны, но различать их не составляет труда. А вот задача распознать сородичей Пара иной раз вырастает в серьезную проблему. Сам Пара и его потомки внешне резко отличаются от Стента с семейством, а семья Дидина ничем не напоминает ни тех ни других. Буквально любое создание, если оно не зеленого цвета и у него есть видимое ядро, может на поверку состоять в родстве с Пара, какую бы странную форму оно ни приобрело. Всееды тоже встречаются самые разные, иные из них красивы, как плодоносящие кроны растений, но и красивые смертельно опасны: вращающиеся венчики ресничек мгновенно перетрут ваше тело в порошок. Ну а тех, кто зелен и обитает в прозрачных резных скорлупках, Шар учил называть диатомеями - диковинное это словечко наставник выудил откуда-то из потаенных глубин мозга, откуда черпал и все остальные слова; только и сам он был порой не в состоянии объяснить, почему они звучали так, а не иначе.
Лавон стремительно поднялся.
- Нам нужен Шар, - сказал он. - Где его спора?
- На высоком кусте под самым небом.
Вот идиот! Старик никогда не подумает о собственной безопасности. Спать под самым небом, где человека, едва очнувшегося, вялого после долгого зимнего забытья, может сцапать и сожрать любой всеед, случайно проплывший мимо! Лишь мыслители способны на подобную глупость.
- Нам надо спешить. Покажи мне, где он.
- Сейчас покажу, подожди, - ответил один из Пара. - Ты сам его все равно не разглядишь. Где-то тут неподалеку рыскал Нок...
Темнота слегка шевельнулась - цилиндр унесся прочь.
- Зачем он нам нужен, этот Шар? - спросил другой Пара.
- Понимаешь, Пара, он очень умен. Он мудрец.
- Мысли у него пополам с водой. Научил нас языку человека, а о всеедах и думать забыл. Размышляет вечно об одном - откуда здесь взялись люди. Это действительно тайна - никто другой не похож на людей, даже всееды. Но разве разгадка поможет нам выжить?
Лавон повернулся к невидимому собеседнику.
- Пара, скажи мне, почему вы с нами? Почему вы приняли сторону людей? Зачем мы вам? Ведь всееды и так боятся вас...
