Михаил Грешнов - Эла
Молча Виктор захлопнул дверцу кабины.
- Мы улетим?
Эла открыла глаза, посмотрела на Виктора взглядом, как там, на ручье.
- Улетаем?.. - В вопросе была недосказанная мысль, недосказанное желание.
И это был чужой мир, чужая поляна с синими скалами, девушка, принадлежавшая этому миру. Виктор на ее вопросы не мог ответить. "Разве что увезти ее с собой на Землю?.." - мелькнула мысль.
Поднял авиэт в воздух.
Четыре дня Эла с перебинтованной ногой лежала в каюте у Виктора.
За это время Виктор узнал многое о ней и о планете.
Город у подножия холмов вовсе не город. Это питомник, в ячейках которого вызревает музыка - сгустки энергии, которые являются обитателями планеты. Ячейками необязательно бывают кусты и деревья. Ими могут быть твилы.
- Но ты! - воскликнул Виктор. - Ты же земная девушка!
- Для тебя, - ответила Эла. - Ты меня создал своим воображением.
- Я?
- Когда я подходила к тебе первый раз - помнишь? - разве я была такой, как сейчас?"
Виктор, вспоминая, задумался.
- Я могла быть веткой, твидом, - продолжала девушка. - Но ты меня не заметил бы.
Верить или не верить?
- Такая я более понятна для тебя. - Эла приблизила обе руки к себе.
И продолжала рассказывать о планете.
Невидимый народ живет невидимой, неощутимой на первый взгляд жизнью. Живет, любит, рождается, умирает.
- Когда две песни находят друг друга и сливаются в одно, тогда рождается от них третье - избыток их звуковой энергии, силы - назови, как хочешь, рассказывала Эла. - Это дитя. Его помещают в ячейку, и оно начинает развиваться, жить.
- Потом?
- Ячейка исчезает, песня живет самостоятельно. Последнюю фразу Виктор пропускает мимо ушей: пусть исчезает. Его интересует другое:
- Жизнь, тем более разумная, - говорит он, - должна производить что-то материальное, культуру.
- Музыка, - возражает Эла, - разве это не культура? Нам доступны все мелодии, все песни вселенной, математические законы гармонии. Зачем непременно производить? - отвечает она на вопрос Виктора. Мало нам воды, воздуха, всей планеты?..
Наша жизнь, - продолжает рассказывать Эла, беззвучна для тебя. Я могу заставить ее звучать. Хочешь, поговорю с родителями?
- Здесь, сейчас?..
Эла делает жест, и в каюте возникают два голоса: фагот и скрипка.
Эла минуту слушает, потом прерывает музыку.
- О чем ты говорила с ними? - спрашивает Виктор.
- О солнце, о ветре. Хочу туда. - Эла кивает на голубой день за иллюминатором.
- Тебе надо лежать.
- Вынеси меня, - просит Эла.
Виктор несет ее к входной двери корабля.
- Сядем здесь, - говорит Эла. - Нет, нет, подержи меня на руках.
- Я тебя увезу с собой, - говорит Виктор. После разговора в синем ущелье Виктор все чаще думает об этом - увезти Элу с собой.
- Ты еще ничего не знаешь, - возражает Эла.
- Чего не знаю?..
- Я должна пройти Ночь Посвящения.
- Что это значит?
- Поцелуй меня.
- Песня моя! - говорит Виктор.
Но он никогда не слышал, чтобы она пела.
Проходили дни. Эла выздоровела. Они летали с Виктором далеко, любовались планетой.
Но внимание Виктора было обращено на девушку.
В ней происходили тревожные перемены. Она бледнела, худела, на чистом лбу появились морщинки.
- Ничего, - отвечала она на вопросительные взгляды Виктора. - Так должно быть.
Эти слова он слышал в полете, в корабле, в лесу, как сейчас, когда они на поляне-идут вдвоем. И каждый раз все настойчивее он отвечал на них предложением:
- Улетим вместе.
Эла отмалчивалась.
- Улетим!
Они остановились на той же тропинке в город. Виктор глядел в ее бездонные, неуловимо меняющиеся глаза, в зрачки.
- Улетим!.. - твердил как завороженный.
- Почему ты так говоришь? - Эла слегка отстранилась от Виктора. - Ты обо мне ничего не знаешь.
Виктор готов был возражать, настаивать на своем. Закружить ее, унести в небо.
- Хочешь, - сказала Эла, - я сделаю тебя музыкой?
Шутка. Виктор улыбался в ответ.
- Дай руки, - сказала Эла.
Виктор протянул руки. Эла повернула их ладонями вверх.
- Пять пальцев на одной руке, пять на другой. Это гармония? - спросила она.
- Гармония, - согласился Виктор.
- Пальцы - пять тонов гаммы. Ладонь - аккорд. - Эла подняла взгляд выше. Плечи, глаза все это будет звучать.
Конечно, шутка! Виктор безоблачно улыбался.
Эла отпустила его, сорвала с куста ветку:
- Слушай!
Ветка стала съеживаться, исчезать. Она не горела, не тлела, как в огне, становилась невидимой. В то же время она звучала.
Исчезла. Слабый, но вполне явственный аккорд постоял в воздухе и тоже исчез.
Все это было похоже на бред.
- Дай руки! - сказала Эла.
- Нет... - Виктор перестал улыбаться. Исчезнувшая ветка воочию стояла перед глазами.
- Она не исчезла, - как всегда, угадала его мысли Эла. - Она будет жить вечно, как музыка. И ты будешь жить.
- Нет, - повторил Виктор, - лучше ты улетишь со мной.
Эла засмеялась:
- Люби меня!
Объятия ее становились все горячее, жаднее... Наконец Виктор наметил дату отлета - через месяц.
- Повремени, - попросила Эла.
Виктор прибавил неделю.
- Еще...
- Эла!
- Мне нужно.
- Для чего?
- Все равно не поймешь.
Они лежали под звездами. Где-то далеко слышалось пение. Голос, сильный и звучный, один выводил странную и сложную мелодию. Она то поднималась, то опускалась до нижней октавы, переходила в шепот, и нельзя было понять, радостная эта песня или печальная, потому что было в ней то и другое.
- Кто это поет? - спросил Виктор.
- У нее Ночь Посвящения... - ответила Эла.
- Ты уже говорила эти слова, - напомнил Виктор.
- У каждого своя Ночь Посвящения.
- Ты отвечаешь загадками, Эла.
Девушка вздохнула в ответ.
- Печалишься? - спросил Виктор.
Эле стало заметно хуже. Выпятились лопатки, ключицы под платьем, впали и побледнели щеки. Только голос стал звонче, сильнее да удивительные глаза ярче.
- Так надо... - успокаивала она Виктора.
А тот готовил корабль в путь. Проверил моторы, горючее, ввел авиэт в отсек.
В минуту ласк увлекал Элу рассказами о Земле.
О цветах. Больше всего Эле хотелось потрогать цветы - на Иллире не было цветущих растений.
- Все цветы Земли я подарю тебе, - пообещал Виктор.
Четыре дня осталось до отбытия корабля. Теперь они ходили пешком. Через ручьи, овраги Виктор переносил ее на руках: Эла была как перышко.
Все чаще она вызывала родителей - фагот и скрипка тревожно пели возле нее.
- Плохие вести? - спрашивал Виктор.
- Нет, - уверяла Эла.
- Нам будет легче, когда улетим, - говорил он. Однажды они ушли далеко. Ночь застала их на половине пути к кораблю. Они едва добрались до города.
