Кира Артамова - Король Мертвой Страны
Когда все пленники оказались в общей толпе, на площадь на белоснежном коне выехал уже виденный Нартангом в бою воин и произнес короткую, но видимо, очень вдохновенную речь, встреченную жителями бурным восторгом. Потом белый всадник удалился, а к пленникам подбежали все те же разодетые воины и стали растаскивать их к многочисленным столбам, вкопанным на площади. Их растянули на столбах и безэмоционально, не издавая никаких распаляющих или проклинающих возгласов, принялись бить плетьми, методично нанося удар за ударом, словно это было не актом наказания или возмездия, а всего лишь принятой необходимой процедурой, которую не хотелось, но все таки надо было исполнить. После первых двух десятков ударов, Нартанг уже мало что соображал – он судорожно ловил ртом воздух, покрываясь обильным потом от раздирающей спину боли. Когда, считая для того, чтобы как-то отвлечь себя от жестокой порки, он сбился после пятидесяти шести, забыв как считать дальше, Нартанг позвал Стига, который по разработанному еще в Таре методу издавал крик на выдохе после каждого полученного удара.
– Стиг, что ты воешь, как пес? – проорал Нартанг, скалясь одной стороной, глядя на своего воина безумным глазом – его уже всего трясло от боли.
– Ха-а! – вновь выдохнул в крике воин, – Так легче терпеть, мой король!
– Хьярг! – уперся в столб лбом Нартанг, понимая что вот-вот потеряет сознание – у него уже все плыло перед глазами. Он почему-то стал вспоминать уроки с Наставником по мечу, как ему было по началу тяжело подолгу удерживать в одном положении тяжелый деревянный меч, как потом со временем его руки окрепли так, что он мог легко раскалывать пальцами крепкие орехи… Мысли почему-то поплыли ровно и спокойно, он словно отключился от боли, терзавшей его тело, он вспомнил что и этому его тоже учили в любимом и умершем Данерате – его мертвом королевстве. Как бы он правил сейчас там, если бы остров не сгинул в пучине? И правил бы он или отец был бы все еще жив? – мысли текли в голове и словно речной поток охватывали сознание, запрещая реагировать на боль. Нартанг вспомнил Халдока – сотника, что занимался с ними тогда в лагере Кварога: «А теперь терпеть! Кто вскрикнет или заплачет – тот не воин! – жгучая крапива больно кусала за голые руки и ноги, – Воин должен не чувствовать боли, не отвлекаться на нее во время битвы – кто отвлечется на полученную рану в следующий миг падет в бою мертвым!» – больно жгла крапива, но мальчики мужественно стояли в строю, даже не дергаясь; через несколько занятий крапиву заменила тонкая розга, потом терновая ветка, потом палка с затупленными немного шипами…
Но тут экзекуция закончилась так же неожиданно, как и началась – пленников стали отвязывать, вновь заковывая в цепи. Нартанг шатался, как пьяный, но все же сумел идти за расплывающимися силуэтами маленьких людей. Краем глаза он увидел Стига, пребывающего в таком же состоянии, и еще семерых солдат, как ни странно его бывших подчиненных, неуверенно, но все же стоявших на ногах. Зато остальным повезло меньше – тех, кто не смог идти после порки просто тащили на цепях лошадьми по утоптанным улицам куда-то дальше. Нартанг с трудом переставлял ноги, чтобы поспеть за куда-то тянущей его цепью, но тут грязная оборванная толпа принялась швырять в них камнями, непонятно откуда взявшимися посреди пустыни. У Нартанга уже не было сил, чтобы как-то уворачиваться от летящих камней – снаряд настиг его через несколько шагов. Воин упал, как подкошенный.
Свет появился сразу, ударив в лицо, также жестоко, как и всё в этой пустыне.
Нартанг приоткрыл глаз и тут же зажмурил его снова – солнце стояло прямо напротив. Воин не сразу понял в каком положении находится – болело все тело целиком, и поэтому врезавшиеся в руки оковы не сразу обращали на себя внимание.
Он удивился, как не удавился ночью – ошейник, как и кандалы, имел очень короткую цепь, прикрепленную к стене высокого здания, и Нартанг проспал всю ночь, стоя на коленях. Воин попробовал подняться, но тут же свалился, повиснув в своих оковах, словно муха в паутине. Едва не задохнувшись, он все таки встал на онемевшие ноги, с некой отрешенностью терпя, разламывающую все тело боль. Жутко хотелось пить, исполосованная кнутом спина сильно горела, как и ободранные до мяса локти и колени – следы от пути с площади, голова тоже раскалывалась. Но кости вроде бы все были целы.
– Што, сопака, уже дышешь? – прошипел кто-то рядом. Воин пересилил себя и приоткрыл глаз, увидев лишь силуэт говорившего, – Скоро пошалеешь, что дышешь!
– Остафь его, Шарид, калиф фелел не трокать еко, пока не решит што с ним делать, – произнес кто-то рядом, а Нартанг подумал, что они не пытаются говорить на его языке, а просто отродясь так коверкают слова.
– Да еко сразу надо пыло раскрыть для солнца! – возмутился первый, а Нартанг понемногу переставал обращать внимание на непривычный акцент, принимая знакомые, но измененные слегка слова, как бы в родном звучании, – Он убил золотого Айтара Зурама! Проклятый шакал! – говоривший не выдержал и пнул пленника ногой в живот – Нартанг согнулся, насколько позволяли цепи, закашлялся, и измученный жаждой желудок сократился в жестокой судороге.
– Айтара?! – горестно воскликнул второй, – Золото нашей пустыни погибло от руки нечистого?! Какое горе! – с ненаигранной скорбью произнес второй, – А я так мечтал, что когда-нибудь накоплю на кобылу, а потом подкоплю еще и приведу ее к почтенному Зураму, чтобы тот позволил покрыть ее своему золотому Айтару, – печально произнес он.
– А вот теперь можешь поблагодарить этого урода, что все твои мечты напрасны! – ядовито отозвался первый.
– Будь ты проклят! – с ненавистью воскликнул второй и тоже принялся пинать пленника.
– Шарид, Рифар! А ну прекратить! Калиф идет! – еще кто-то третий окрикнул двух стражников, но Нартанг уже не видел кто, потому что и без того шаткое сознание вот-вот готово было померкнуть от новых побоев. Но вот пинки прекратились, он услышал шаги еще нескольких человек.
– А вот и наш шейх! – услышал Нартанг уверенный голос, а потом с трудом приоткрыв глаз, увидел одетого в белое стройного человека с величественной осанкой и карими властными глазами. Но он уже был не способен узнать в нем того всадника, который предложил ему сдаться перед последней атакой воинов пустыни, а потом говорил речь на площади перед бичеванием – жажда и жар, нахлынувший на израненное тело, замутнили сознание, – Эй, ты понимаешь меня? – чем-то жестким ткнул в него калиф, – Я говорю на торговом зыке, ты говоришь на нем, собака?
– Я понимаю тебя. Но собака здесь ты, а не я! – на удивление себе самому Нартангу удалось это четко выговорить разбитыми и растрескавшимися пересохшими губами.
