Святослав Логинов - Гнёздышко
– Давай ты! – крикнул он из-за стены.
Должно быть, он полагал, что его мамаша, толстая и одышливая, будет лазать по крышам ничуть не хуже сына. Но астма и ожирение сделали своё дело, мать не доползла и до выступа, хлебнула дыма, закашлялась, попыталась было уцепиться за скользкую жесть, но не удержалась и с невнятным «Ы!..» – рухнула вниз.
– Мама!.. – закричал мальчишка, разом осознавший себя маленьким и беспомощным. Он забарабанил кулаками в стекло, требуя, чтобы ему открыли и сделали что-нибудь, потому что мама упала, её нужно спасать…
В соседней квартире никого не было, полуодетые жильцы, не схватив даже денег и документов, выбежали из дому, спасаясь от всепроникающего дыма.
Стекло от ударов разбилось, парень, изрезавшись осколками, ввалился в окно, пробежал через незнакомое жильё, выскочил на лестницу и там уже был встрчен спасателями. Он единственный выбрался живым из горящей квартиры. После гибели женщины, двое других жильцов – супружеская пара крайне преклонного возраста – даже не пытались вылезать в окно. Они вдвоём заперлись в туалете, где и встретили свой конец. Как говорится, жили долго, не очень счастливо, но умерли в один день.
Жаль всё-таки, что бога нет и не к кому взывать о загробной справедливости! Ведь так и представляется в распалённом воображении, что к купчине, щедро оплатившему загробное блаженство строительством храмов и пожертвованиями в пользу церкви, являются два суровых ангела, берут ложного праведника за крыло, обдирают перья и нимб и тут же передают в лапы рогатым вертухаям. И потащат бедолагу отбывать на сковородке вечный срок по статье: «Преступная небрежность, приведшая к многократному нарушению четвёртой заповеди». Неважно, что в те времена, когда миллионщик выстраивал громаду своего дома, загородив соседу свет и возможность проезда, пожарные правила были другими; это только человеческие законы не имеют обратной силы, божий суд безжалостен и справедлив.
– Олежка, ну сделай что-нибудь! – кричала Инна.
Олег высунулся было на лестницу, но там плавал изрядный дым. Огня, впрочем, на этой лестнице не было, горела квартира с выходом на другую сторону дома.
– Будем уходить? – спросил Олег.
– Нет!.. – в голосе Инны послышалась истерика. Ясно ведь, что если бросить дом в такую минуту, всё сгорит, или пожарники влезут через чердак и даже не разграбят, а просто зальют всё пеной своих огнетушителей, погубив семейное гнездо, выстроенное на пределе возможных сил. И неизвестно, какой исход окажется хуже: вор пройдёт, хоть стены оставит, огонь пройдёт – и стены сопрёт.
– Тогда иди в ванную! – приказал Олег.
Не зная, что повторяют поступок пенсионеров, пропадающих сейчас за стеной, Инна и Олег вошли в ванную комнату (а у стариков кроме сортира и закрыться негде…), и Олег включил на полную мощность душ. Сама ванна была отечественная, на французскую не хватило денег, но, по словам продавца, эмаль, покрывавшая чугунную основу, содержала серебро, так что наполнялась голубая ёмкость не водопроводной, а без пяти минут святой водой.
– Зачем? – испуганно спросила Инна, и потянулась было убавить напор.
– Легче дышать будет, – остановил подругу Олег. – Вода дым поглощает.
Свет разом, без предупреждения, погас.
– Что это?
– Дом обесточили. Во время пожара всегда так, – ответил Олег, продолжая на ощупь заклеивать скотчем вентиляционное отверстие. Теперь ванная комнатка оказалась изолированным объёмом, дым туда не проникал.
Во входную дверь застучали, громко, едва ли не топором.
– Не отпирай! – вскрикнула Инна. – Я знаю, это мародёры! Во время пожара всегда мародёры соседние квартиры грабят. А потом тоже подожгут, и всё на пожар спишут.
– Никакие это не мародёры. Должно быть, соседи предупреждают, думают, мы ещё ничего не знаем.
– Всё равно, не отпирай!
Стук повторился.
– А они дверь не выломают?
– Железную? Замаются выламывать.
Больше стук не повторялся, у спасателей, эвакуировавших народ, было слишком много дел на других этажах, чтобы попусту ломиться в квартиру, которая, наверняка уже пуста. Слишком близко от очага возгорания, люди отсюда должны бежать стемглав.
– Кажется, ушли, – облегчённо вздохнула Инна.
– Конечно, ушли. Ты сиди тут, а я погляжу, всё ли в порядке.
В обесточенной квартире было уже достаточно светло, к тому же, пляшущие отсветы близкого пожара отражались от глухой стены, так что видно было не хуже, чем днём. Поначалу Олегу и вправду показалось, что всё в порядке, если не считать скверного запаха. Дымом провоняло всё: бельё, книги, обои на стенах. В спальне, которая для удобства вуайериста была устроена стенка в стенку с горящей квартирой, дыма было особенно много. Олег кинулся было проверять окно, но остановился, увидав огромное коричневое пятно, расползающееся по розовой шелкографии прямо над двуспальным «Рондо». Олег коснулся было ладонью стены и тут же отдёрнул руку, стена обжигала. Только теперь Олег сообразил, что от огня его отделяет не надёжная капитальная стена в полтора кирпича, а дощатая перегородочка, воздвигнутая в советские времена, товарищами, не любившими квартиры с двумя выходами.
Устройство этой преграды Олегу было хорошо известно. Во время ремонта обнаружилось, что штукатурка на перегородке держится на честном слове. Рабочие оббили старую штукатурку, обнажив доски с наколоченной поверху дранью, а потом заново заштукатурили тонким слоем ротбанда, зашпаклевали и оклеили сверху переливчатыми розовыми обоями, которые теперь так безобразно буреют. Тогда, встревоженная стуком, к ним приходила старушка из соседней квартиры, выяснять, не обвалят ли рабочие всю стену. Бабушку успокоили, пообещав, что стена будет крепче прежней. Так оно и вышло, во всяком случае, звуки чужой жизни, а у соседей к перегородке выходила коммунальная кухня, перестали доноситься в розовую спальню.
И всё-таки, стена оставалась дощатой да ещё оббитой тонко нащепленной дранью. Судя по всему, огонь, пожиравший за стенкой кухонную утварь, сумел управиться со штукатуркой или, во всяком случае, раскалил её до опасного предела.
Олег метнулся в туалет, схватил ведро и лентяйку, которой Инна мыла полы. В ванной зачерпнул воды, благо что её набралось как раз достаточно.
– Что там? – в голосе Инны дрожала истерика, но успокаивать времени не было.
– Потом! – крикнул Олег и захлопнул дверь.
В спальне он макнул кисть лентяйки в воду и принялся щедро шлёпать мокрым по раскалённой стене. Грязная вода скатывалась на постель. На секунду оставив ведро, Олег ухватился за спинку кровати и разом сдвинул бесконечно широкое ложе вместе с навороченным массажным матрацем, одеялами и тремя подушками: двумя большими и одной маленькой, которую они называли не думочкой, а сердиткой, потому что в те моменты, когда Инна была недовольная Олегом, она со словами: «Развод и девичья фамилия!» – укладывала подушечку между собой и мужем, благо ширина кровати позволяла спать отодвинувшись друг от друга.
