Джеймс Ганн - Рождество - каждый день
Я попятился, и за мной с треском захлопнулась дверь. Есть мне больше не хотелось.
Я пробрался в спальню. Вещи размножались и здесь. Их было так много, что они распахнули дверцы шкафов. Платья, обувь, меховые пальто, белье, полотенца загромоздили пол, наступая на узкий проход к неубранной кровати. Неряшливые груды вещей, одеванных и неодеванных.
В ванной комнате - сваленные друг на друга кувшины, бутылки, свертки, тюбики, зубные щетки. Даже в ванне - гора этих предметов. Где же она моется? тупо недоумевал я.
Я бродил из комнаты в комнату, обливаясь потом, силясь понять, что же все-таки произошло. Наверное, есть какое-нибудь объяснение.
Наркотики или гипноз? - спросил я себя снова.
Когда я вернулся в столовую, Джин там не было. Телевизор ревел по-прежнему. Я свирепо выключил его и огляделся. И только теперь заметил, что в комнате все новое. Где же Джин?
Ее сумочка лежала на полированном столике, раскрытая. Я взял ее и вывалил содержимое на стол. Нераспечатанный желтый конвертик я не стал смотреть. Я знал, что в нем моя космограмма!
Среди разбросанных на столе предметов лежала тоненькая черная книжка. Я развернул ее. Записано несколько поступлений. И корешки чеков, множество корешков. Письмо в красном конверте извещало, что на счету денег больше нет. Пятьдесят девять долларов и шестьдесят семь центов - вот что осталось у Джин.
Но должно быть что-то еще! Сберегательная книжка. Конечно. Не надо волноваться. Сберегательная книжка.
Вот она! Еще одна черная книжка, только поменьше. Я полистал страницы. Так много снято! Что же осталось?
Сто двадцать один доллар! Нет! Три года ада - и сто двадцать один доллар?! Мой рассудок отказывался понять.
Открылась дверь. Я встрепенулся. На пороге стояла Джин со свертком в руке.
- Ой, ты опять выключил, - сказала она тоном капризного ребенка.
- Джин, - произнес я дрожащим голосом. - Джин! Куда они делись?
- Кто? О чем ты спрашиваешь?
- Деньги. Деньги, которые тебе заплатила компания в мое отсутствие. Сто пятьдесят тысяч долларов. Куда они делись?
- Но ведь у тебя чековая книжка. Там все. Там все видно.
Я повалился в кресло, скрючившись, сжимая в руке две черные книжечки.
Джин не производила впечатление помешанной. Она рассуждала вполне разумно. Она объясняла, пыталась мне втолковать. Я готов был даже поверить, что я просто непонятливый.
- Теперь надо намного больше, чтобы прожить. Надо больше всяких вещей. Люди теперь больше покупают, - твердила Джин. - Это жизненный уровень. Он повысился. Все это говорят.
- Продукты, - простонал я. - Тебе их никогда не съесть.
- Так расхваливали, - туманно сказала она.
- И вся эта одежда! Сгниет прежде, чем ты наденешь.
- О, Фрэнк, синтетика не гниет, - рассердилась Джин. Мне хотелось спросить, что она сделает, когда все комнаты заполнятся до потолка, но у меня мелькнула дикая мысль, что она ответит: "Запрем двери и начнем сначала".
- Куда ты их девала? - прохрипел я.- Как ты могла так много истратить?
- У нас "кадиллак", - сказала Джин. - И новый кондиционирующий аппарат. Не включен, конечно, и разные другие вещи. - Она двинулась к телевизору.
- Все! Больше ты телевизор не смотришь, - сказал я, загородив ей дорогу. И больше ничего не покупаешь!
- Хорошо, Фрэнк, - кротко согласилась она.
- Пойди приготовь мне поесть. И ничего из консервных банок! Бифштекс. Лук. Стакан молока.
- Хорошо, Фрэнк, - сказала она и покорно направилась в кухню.
- А потом ляжем спать, - заявил я.
Все было совсем не так, как я ожидал. Неконсервированного ничего не оказалось, и новая кухонная плита не была включена. Еда была холодной. А потом?.. Что ж, может, я слишком многого хотел. Может быть, слишком большой срок отсутствовать три года. Все было безличным, не удовлетворяло. Я чувствовал себя обманутым, раздраженным. Я долго не мог заснуть, а потом увидел сон.
Снилось мне, что я вижу страшный сон. Надо во что бы то ни стало проснуться. Безуспешно звенит будильник. Я беспокойно ворочаюсь. Меня ждет неотложное известие. Произошла какая-то авария. Погас маяк. Или радиолокатор поймал новое скопление астероидов? Во что бы то ни стало проснуться...
Я открыл глаза. Было темно, но я сразу понял, что я не на маяке, где находился бесконечных три года, а в своей спальне на Земле. Сон в моем сне не был кошмаром. Кошмар - то, что произошло в действительности. Денег нет, испарились, брошены на ветер.
Я повернулся на бок. Джин ушла, Джин с огненно-рыжими волосами, которые были прежде белокурыми, с выкрашенными сосками, с вялым, инертным телом. Из столовой доносились голоса.
Я встал и сквозь груды одежды протиснулся к двери. Джин в ночной сорочке сидела перед телевизором, глаза ее были гипнотически прикованы к экрану. Мерцающие цветовые волны играли на ее лице.
Холодная дрожь, охватывающая, когда на твоих глазах совершается чудовищное, бессмысленное преступление, сменилась во мне гневом еще более холодным. Я посмотрел на свою руку. Она сжимала латунный подсвечник. Я где-то, не помню где, подцепил его. Я подкрался и с маху ударил по телевизору. Экран разлетелся вдребезги. Я ударил еще раз. Расщепилась деревянная рама. Я колотил безостановочно, пока от телевизора не остались одни обломки, а вместо подсвечника - длинный, изогнутый металлический стержень. Рука моя тяжело повисла.
Джин взглянула на меня испуганными, изумленными глазами.
- Фрэнк, - голос ее задрожал. - Я...
- Ложись в постель.
Она пошла медленно, оглядываясь через плечо. Я устало опустился на пол перед обломками.
Что это - бред или происходит на самом деле? Какой-то кошмар, похожий на сновидение, пронизанное реальными страхами, непостижимыми и бессмысленными поступками. А может быть, я все еще в полой сфере, ношусь меж астероидов и, лежа на своей койке, вижу сон. Но никогда прежде мне не снилось, что я сплю и вижу сон.
Рука болела. Из множества порезов струилась кровь. Я пошел в ванную, отыскал полотенце и обмотал руку. Потом вернулся в столовую. Сел и уставился на крошево телевизора. Пробивался рассвет. Надо обратиться к кому-нибудь за помощью, за объяснением. Я знал лишь одно место, куда мог бы пойти.
Я не спеша оделся. Рука перестала кровоточить. Уходя из дома, я запер все двери и вынул ключи. Я хотел застать Джин, когда вернусь. Должны же мы договориться, как нам жить дальше.
Здание находилось неподалеку от Таймс-сквер. Оно было устремлено ввысь, где сияли бы звезды, если бы их не погасил день. Солнце нещадно палило. На улицах грохотали рождественские гимны.
По фасаду перед зданием было выгравировано: AD ASTRA PER ASPERA1. Когда-то я думал, что это девиз нашего времени, теперь я в этом уже не был уверен. Может быть, его заменили другим.
