Спартак Ахметов - Соискатели
Сайф ал-Мулюк очнулся в воде, привязанный к обломку мачты. Рука продолжала сжимать бесполезную саблю. Ласковое солнце освещало невысокие волны, которые погребли стольких воинов и мореходов. «Клянусь, я отомщу» — подумал царевич.
Несколько дней волны качали обломок мачты. Голод и жажда мучили юношу. Наконец, он увидел скалистую вершину и берег, поросший лесом. Царевич сделал из плаща парус и вскоре достиг суши.
За несколько дней Сайф ал-Мулюк оправился от долгого поста и окреп. Он обследовал побережье и убедился, что находится на острове. Тогда он принялся собирать выброшенные на берег обломки кораблей, пустые бочонки, из которых надеялся соорудить плот. Однажды он отправился к скалистой вершине, чтобы осмотреться. Здесь он увидел гнездо огромной птицы, в котором сидели два голых птенца величиной со страуса. Они жалобно кричали, глядя, как к ним подползает огромная змея.
Вспомнив рассказы о кровожадной аждахе, пожирающей птенцов рухх, юноша окаменел, но быстро опомнился и выхватил саблю. Однако он опоздал. Аждаха проглотила птенцов. Обезумев от гнева, Сайф ал-Мулюк обрушил разящие удары на рогатую голову, на длинное бородавчатое тело, которое судорожно билось и свивалось в кольца. Клинок рассекал аждаху, но отрубленные части превращались в маленьких змей. Они набрасывались на царевича, кусали, обвивали руки и ноги…
5
Никто не видел, как погибал Сайф ал-Мулюк. Устад-Галим сидел спиной к монитору, Кумар сочувственно слушал Чаку. Сотрудник же Центра, убаюканный однообразием событий на пси-экранах, бездумно смотрел в сторону. Ему было скучно.
— Я полез в трюм не потому, что испугался дива. — Губы Чаки шевелились с трудом. — Я не трус.
— Ну-ну, — примирительно сказал Камалов. — Трусом тебя никто не считает. Ведь это ты чуть ли не голым выскочил из шлюза на лунной станции?
— Микрометеорит попал, в товарища у самого входа, — объяснил Чака. — Не было времени натягивать защитный костюм.
— Прекрасно! — Устад удовлетворенно кивнул. — Наша система воспитания исключает трусов. Однако скажи мне вот что: там, на Луне, ты понимал, что можешь погибнуть?
— Разумеется…
— Задержало это тебя хотя бы на долю секунды?
— Ну… — Чака помялся. — Сначала в голове мелькнуло, что можем погибнуть оба. Но как бы я жил дальше?
— Вот видишь! А наша профессия требует не просто храбрости, а храбрости беззаветной. — Устад-Галим говорил жестко, глядя Чаке в глаза. — Самоотверженности, а не подавления инстинкта самосохранения. Возвращайся-ка на лунную станцию.
— Черт бы побрал этого дива! — сердито сказал Чака.
— Не затрагивай авторского самолюбия, — усмехнулся Камалов в бородку. — Полигон с царевичем придумал я. Не один, конечно. И вообще не вижу повода для трагедии! — сердито сказал он, глядя на понурого Чаку. — Не калека же ты, как Ли!
— Ли сразу ушел, — задумчиво сказал Кумар. — Даже не заглянул в мониторную… Почему вы назвали его калекой?
— Потому что многое здесь ему безразлично. Потому что, дожив до тридцати лет, он не узнал горестей и радостей любви. Потому что он равнодушен к женщине, которую избрал в жены. Он даже не удивился портрету на шелке…
— Как? — изумился Кумар. — Разве… — Его взгляд остановился на мониторе Боба, над которым полыхал красный сигнал тревоги. В тот же миг Кумар нажал кнопку возврата.
Сотрудник Центра продолжал смотреть в сторону.
— Та-а-ак, — зловеще протянул Камалов. — Вы, кажется, хотели бросить работу в Центре? Сделайте это сейчас.
Сотрудник непонимающе глядел на ученого.
— Вы допустили пси-гибель соискателя. Завтра трагедия может произойти не на экране, а в жизни… Прощайте!
Бывший сотрудник Центра неловко потоптался, махнул рукой и быстро вышел. Камалов проводил его недобрым взглядом.
— Калека! — презрительно бросил он. — Человек равнодушный, не влюбленный в дело — калека. Сам по себе он безвреден, но в качестве устада может принести непоправимый ущерб.
Чака вздохнул и нерешительно спросил:
— Мне можно уйти?
Устад-Галим кивнул. Перевел взгляд на Кумара.
— Мне хочется посмотреть, как пройдут полигон остальные, — попросил несостоявшийся соискатель. — Можно?
— Да, это тебе пригодится.
— У меня… есть шансы?
— Я хочу, чтобы ты работал в Центре. Очень нужен человек, пунктуально соблюдающий инструкции. Согласен?
У Кумара радостно блеснули глаза.
— Прекрасно! — сказал Камалов. — А вот и Боб…
Соискатель ворвался в мониторную, как мамонт. На бледном лице расплывались кирпичного цвета пятна.
— Полигон не корректен, — кричал он басом. — Полигон нельзя пройти! Появление змеек — жульнический прием!
— Просто у тебя замедленная реакция, — решительно оборвал его Камалов. — Взгляни, как идут остальные.
6
Птенцы жалобно кричали, глядя на подползающего змея. Сайф ал-Мулюк выхватил саблю и, перепрыгнув через птенцов, оказался перед аждахой. Каждый удар рассекал змея, но отсеченные части превращались в маленьких змеек, которые набрасывались на царевича. К счастью, на помощь пришли птенцы. Точными ударами широких клювов они убивали змеек. И мерзкие твари были уничтожены. Царевич сел, устало вытер пот со лба. Птенцы ластились к нему, трепеща неоперенными крылышками…
В это время раздался громовой клекот. На скалу опустилась громадная птица с длинной голой шеей, круглой головой и устрашающим клювом. Сердце даже самого храброго воина дрогнуло бы при виде птицы рухх, способной унести в когтях молодого слона. Юноша отшатнулся и застыл, но рухх ласково проговорила:
— Не бойся, о обладатель перстня Искандара!
Царевич мельком глянул на перстень с голубым камнем.
— Раз в десять лет, — продолжала птица рухх, — я высиживаю двух птенцов, но не могу уберечь их. Ты уничтожил аждаху! Чего б ты ни пожелал, получишь все.
Сайф ал-Мулюк, загораясь надеждой, развернул вытканный портрет. Рухх посмотрела и сокрушенно вздохнула.
— Здесь выткано изображение дочери царя всех пери.
— Отнеси меня к ней! — воскликнул юноша.
— Пери томится в колодце злобного дива.
— Тогда отнеси меня к колодцу!
— Хорошо, я выполню твое желание.
Сайф ал-Мулюк погладил на прощание птенцов, и взобрался ей на спину.
— Держись крепче! — крикнула рухх.
Развернув широкие крылья, она бросилась с обрыва. Ударил встречный ветер. Зеленый остров накренился, отпрянул и, быстро уменьшившись, пропал. Внизу голубело море. Каждый взмах могучих крыльев приближал царевича к желанной цели. Вот в дымке обозначился неведомый берег, опоясанный белой полосой прибоя… Вскоре они летели над желто-серыми песками. Воздух стал сухим и знойным.
