Вячеслав Рыбаков - Возвращения
И Быков умолк. Ему тоже больше нечего было сказать.
- Я не вернусь, Алексей,-проговорил Григорий Иоганнович.И не уговаривай, и не заставляй.- Запнулся.- В кон...- у него перехватило горло.- В конце концов... тут... Тут у нас независимость.
Он выдавил это, сам стыдясь,- словно вынужденную скабрезность.
Быков медленно отвернулся. Растопырив локти, упер руки в колени и сгорбился.
- Ах, вот оно что,- глухо пробормотал он.
Потом глянул на друга исподлобья и чуть улыбнулся.
- Ну кому ты там такой нужен?
- На Родине человек всегда нужен,- сказал Григорий Иоганнович.- Любой.
- Не много у тебя найдется в здешней Латвии единочаятелей.
- А я верю...
- Верю! Снова квазирелигия! Значит, вопрос "зачем?" - это вопрос не цели, а веры, так получается, Григорий Иоганнович?
Тот молчал. Откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза совсем. И лишь тогда сказал, опять словно стесняясь своих слов:
- Ты же вот... сам... проговорился сейчас... связываешь человечный вариант именно с твоей страной.
- Нашей,- непроизвольно поправил Быков.
- Твоей. И не спрашиваешь, религия это, или знание, или просто очень хочется так...
Быков невесело усмехнулся.
- Кому ж еще строить светлое будущее. Все кругом уже построили либо сытое настоящее, либо шариатский или еще какой-нибудь достойный орднунг... Места расхватаны согласно купленным билетам.. Кроме как нам - некому.
Усмешка тяжело сползла с его лица.
- Я бы и рад с тобой вместе, да ты же вот сам уходить собрался...
Григорий Иоганнович не ответил. Сидел, откинувшись в кресле и закрыв глаза,- и было понятно, что решил он намертво.
Тогда Быков вновь поднялся.
- Я пойду,- сказал он убеждающе,- а ты меня дождись. Успокоимся оба... и обсудим еще разок. Ты меня... обескуражил. Даже не знаю, как я теперь... у него... ладно. Как-нибудь. Только ты меня дождись. Я очень обижусь, Гриша, если приду, а тебя - нет.
Григорий Иоганнович не ответил. Быков потоптался грузно и неловко, а потом повернулся и, с шуршанием задевая рукавами за спинки кресел, косолапя, пошел к выходу. Уныло и нескончаемо урчал на крыше мелкий, серый дождь. Дождь, которого было очень много и который явно никуда не торопился.
Под козырьком у парадной подпирали стену, не решаясь ни выйти мокнуть, ни вернуться домой под взрослый надзор, два малька лет семи; один прикинут был пофирменней, другой поплоше. Быков замедлил шаги, прислушиваясь к их беседе - он любил слушать мальков, у них так причудливо и емко мешались фантазии и факты, что всегда теплело на душе. Но тут он сразу пожалел, что прислушался. "У нас "ауди"",- небрежно информировал фирменный, а другой отвечал уныло, сам сознавая свою неполноценность: "А у нас "жигуль"".- ""Жигуль" - говно,- констатировал фирменный со знанием дела и не без удовольствия, явно вынося не первый и не последний свой приговор.- Все русское - говно".
Добились своего ясноглазые борцы, угрюмо думал Быков, пока лифт натужно и тягуче возносился сквозь этажи. Впрочем, они не того добивались... хотя некоторые наверняка именно того, и ничего иного. На что может рассчитывать страна, в которой дети уже с молоком матери впитали убеждение, что живут в самом плохом, самом нелепом и уродливом краю! Им, если не смываться за кордон, только две дороги - тем, кто поспокойнее да попройдошливее, в предатели-продаватели: а ну, налетай с предоплатой, кому еще ломтик страны, где меня угораздило родиться с умом и талантом! А тем, кто поистеричнее - в умоисступленные крушители всего и вся, что отличается от взаправдашних - что греха таить - уродств, объявленных в порядке подсознательной психологической защиты идеалами.
И вот потом и те, и другие становятся, скажем, депутатами, встречаются в Думе и начинают долго и витиевато дискутировать перед телекамерами о целях и методах реформирования России...
В небольшой квартире тенькнул короткий звонок.
Сидевший перед компьютером хозяин досадливо шевельнул плечом. Он очень не любил отрываться от работы неизвестно зачем, как правило, по пустякам,- а сейчас он работал. Он терпеть не мог незваных гостей, а сейчас никого званого не ждал.
Шкодливо вскинулась мысль вообще не подходить к двери. Но показалось невежливо. Да и тот факт, что позвонили прямо с лестницы, требовал объяснения. Хозяин встал и, пошаркивая шлепанцами, неспешно двинулся в коридор. Замок скрежетнул, как всегда, потом лязгнул, как всегда - и дверь распахнулась.
Хозяин перестал дышать, и сердце его неприятно, как на чересчур раскачавшихся качелях, сорвалось вниз. На какое-то мгновение хозяину почудилось, что к нему пришел и, как ни в чем ни бывало, стоит сейчас в лестничной полутьме его умерший несколько лет назад старший брат.
А потом хозяин узнал гостя, и сердце его опять провалилось.
Они не виделись без малого лет сорок. И, сказать по совести, хозяин предпочел бы вообще с ним уже не встречаться. Непроизвольно он шагнул вперед - перекрывая дверь, чтобы гость не вошел.
- Здравствуйте... - проговорил Быков скованно.- Извините за вторжение. Предупредить о приезде я, понимаете, не мог.
- Понимаю,- ответил хозяин, овладевая собой. И уже вполне спокойно проговорил: - Но и вы меня простите. Зайти я вас не приглашаю. У меня сейчас Сорокин, Витицкий... Может получиться неловко.
Быков шевельнул коричневой кожей лба.
- Разумеется,- прогудел он после отчетливой паузы.- Я, собственно, так и думал. Я всего на несколько слов. Просто... знаете... Хотел вас поблагодарить. За все.
Он умолк. Хозяин снова растерялся. Он ожидал иного - хотя не смог бы сказать, чего именно. Чего-то более... насилующего. Этот человек уже одним лишь своим возвращением из прошлого был способен его, нынешнего - исказить. Во всяком случае, такое опасение мелькнуло.
Теперь за него было как-то совестно перед гостем.
- И чтобы это сказать, вы тащились в такую даль?
- Ну, не так уж это и далеко. Просто надо дорогу знать. Да и... простите, но разве есть что-то более важное, чем успеть сказать "спасибо" человеку, которому благодарен?
- Возможно... - с сомнением протянул хозяин.
- Мы прожили мощную, полную жизнь. Настоящую. Такую, какая и присниться не может всем, кто тут... хлебает пиво из горлышек в вагонах метро или с улюлюканьем пугает старух на перекрестках, раскатывая в... в пахеро. А дети наши... они вообще живут среди звезд. Благодаря вам. Вот... собственно, и... - Быков беспомощно повел рукой. Потоптался.- Мне казалось, что вам будет приятно это узнать... нет, не то что приятно... Важно. Что вам легче станет, если... вы будете это знать. Нам там это важно - чтобы вам стало легче.
Быков готов был к тому, что в этот решительный миг может оказаться косноязычным,- но никак не ожидал, что окажется косноязычным настолько. И теперь он ничего не мог с собой поделать, и ничего уже было не поправить. А в неподвижном, затемненном автобусе, рокочущем под дождем, как пустой барабан,- сидел, прикрыв глаза, Иоганыч, и надо было скорее возвращаться. Все оказалось ужасно. И, пожалуй, глупо. Бессмысленно.
