Ариадна Громова - Оень странный мир
— Вот видишь! — Младший торжествовал. — Это прирожденные хищники. Смотри, те, большие, располагаются на берегу реки. Пойдем поближе, понаблюдаем.
Белая звезда уже клонилась к горизонту, когда пришельцы вышли из прибрежных зарослей и, включив опять ланти, двинулись к пестревшему невдалеке скоплению странных, многоугольных зданий. Они были потрясены.
— Я отказываюсь что-либо понимать, — сказал Старший. — Этого я нигде не видел. По-видимому, в сосудах, которые они принесли с собой, заключается какой-то яд, воздействующий в первую очередь на сознание. Ты видел — их движения стали плохо координированными, сознание затуманилось, резко повысились агрессивные импульсы. Когда самый высокий ударил по голове другого, и тот упал, я подумал… — он запнулся.
— Я тоже подумал, что он его будет есть. Это было бы по крайней мере логично, хоть и ужасно. Но он даже не прикоснулся к лежащему без сознания, а сел и продолжал пить эту ядовитую жидкость. Почему?
— Да… и у некоторых повысились не агрессивные импульсы, а скорее беспорядочная тяга к общению.
— Я сначала думал, что он хочет убить еще одного… Когда он с размаху охватил его передними конечностями и стал сжимать… и оба они ревели.
— Да… и потом они так долго ревели все вместе… Какое странное поведение! Зачем они все это делают, я не могу понять. А теперь спят.
— Может быть, все-таки один проснется и съест остальных? Хотя… нет не похоже на это.
Они медленно пролетали над верхушками высоких деревьев. Младший всмотрелся в зеленую гущу, потом резко рванулся вперед.
— Очень странный мир! — печально сказал он, когда Старший догнал его. — Птицы, небольшие птицы кормят своих птенцов насекомыми. Все время таскают им живых насекомых, и те поглощают такую массу… А в одном гнезде крупный птенец на моих глазах выбросил другого вниз, и тот разбился… Тебе не страшно приближаться к жилищам?
— Они нас не видят, я думаю, — неуверенно ответил Старший. — Впрочем, может быть, есть смысл подождать, пока звезда скроется за горизонтом. Существа с таким устройством зрения обычно не воспринимают инфракрасных лучей, и они должны после захода звезды видеть очень мало.
Они опустились на опушке леса и переждали до сумерек. Потом направились к городу. Чем ближе подходили они к жилищам, тем осторожней и медленней двигались. Очутившись на тесных улицах города, они вскоре поняли, что их почти не видят и не слышат. В вечернем тусклом свете они казались обитателям города смутно скользящими разбросанными пятнами. Один раз ими заинтересовалось какое-то медленно бредущее существо с белой головой, судя по всему, это был старик. Он некоторое время брел вслед за ними, присматривался, но его начали все чаще толкать другие, неизвестно куда спешащие жители, и он остановился, отстал. Их тоже толкали грубо, иногда больно, и они поспешили выбраться на менее людные улицы. Ланти нельзя было включать — между домами висела густая сеть металлических нитей, сквозь нее трудно было пробраться вверх, да и опасно: сейчас они уже видели, что по этой сети действительно передается энергия.
Наконец, усталые, изрядно помятые, они очутились на просторной площади и вздохнули свободней. Большая звезда совершенно скрылась за горизонтом, на небе проступили другие звезды, далекие, почти не дающие света, потом выплыл узкий белый серп, от него полилось холодное тусклое сияние. Пришельцы видели, как неуверенно двигаются здешние жители. Для пришельцев же все было освещено самостоятельным светом — жилища, машины, жители испускали инфракрасные лучи, и двигаться в этом сиянии было ничуть не труднее, чем днем. Даже легче. Не было зноя, постепенно смолкали оглушительные звуки, еще недавно наполнявшие узкие проходы между домами: голоса, грохот машин, стук, лязг, рев бессмысленно громкой и дисгармоничной, по мнению пришельцев, музыки. Город затихал, жители все реже проходили по улице; вспыхивали и снова гасли прямоугольные прозрачные прорези в стенах жилищ.
На той стороне площади был сад — большой, полутемный, лишь линии неярких огней прочерчивали его главные дороги, а на боковых было темно. Жители города входили в сад, растекались во все стороны. Пришельцы, прячась в тени деревьев, двинулись вслед за самой большой группой жителей. Они попали в часть сада, огороженную со всех сторон какими-то странными плоскими предметами. Исследовав, они убедились, что это — искусно рассеченные на части стволы деревьев. Из деревьев были сделаны и длинные ряды сидений, заполнявшие все пространство между изгородями. Впереди, довольно высоко, белел прямоугольный экран.
— Как они любят углы! — вздохнул Младший, уже не раз испытавший на себе жесткость этих углов. Разве можно сравнить эти бездушные, холодные линии с нашей плавной закругленностью! Как ты думаешь, куда мы попали? — Над скамейками протянулся к экрану широкий сноп света, экран просиял, на нем проступили крупные знаки. Старший побоялся включить синтезатор, находясь в гуще здешних жителей, и смысл этих знаков остался непонятным для пришельцев. Но дальше пошли движущиеся картины, и пришельцы уже не отрываясь глядели на экран.
Изображение было плоским и черно-белым, звук тоже несовершенным и всегда слышался с одной и той же точки, все это выглядело древним и устарелым по сравнению с тем, что было для них привычным, — с объемным, пластическим движущимся изображением, к которому естественно присоединялись и звуки, и запахи, и осязательные ощущения, и это создавало полную иллюзию реальности всего происходящего на экране. Но здесь, в этом условном, плоском и бескрасочном изображении, тоже ощущалась красота подлинного искусства, и пришельцы сумели оценить эту красоту, хотя главное, ради чего они так внимательно приглядывались к поступкам и взаимоотношениям героев, была не тяга к прекрасному, а жажда познания.
Они до конца просмотрели один фильм, остались на другой и вышли, чувствуя, что мозг их переполнен противоречиями и сложными впечатлениями. Им даже не хотелось сразу выбираться из города, такого мирного сейчас, тихого, спящего и уже более понятного, чем днем. Они расположились под кустами, на упругой холодной траве неподалеку от темной боковой дорожки.
— Да, это очень сложная цивилизация, и им трудно, невероятно трудно продвигаться вперед, уходить от страшного наследства, оставленного им жестокой природой планеты. Неудивительно, что они сотканы из противоречий… — говорил Младший.
— Тем более они заслуживают изучения, — сказал Старший.
— Только изучения? Неужели мы не вправе им помочь, хоть немного?
— Не вправе. Ты же знаешь, что это запрещено — вмешиваться в естественный ход развития цивилизации. И вообще ты слишком импульсивен. От этого тебе надо избавиться. Ведь недавно ты ненавидел здешних жителей. Я это чувствовал.
