Деймон Найт - Будь моим гостем
Через несколько минут эта тишина их насторожила. Сначала Кип позвал Нэнси, а затем пошел посмотреть, что она делает. Окно в спальне было открыто, потоки дождя заливали кровать и пол. Нэнси в комнате не было.
Следующее утро было скверным. Будильник поднял Кипа с постели в шесть тридцать утра. Кип запел, принимая душ, хотя это не входило в его привычки, и только тут все вспомнил. Он завернулся в полотенце и побрел в гостиную, чтобы убедиться, что это был не сон. Но это была реальность: на стене над кушеткой остались дырки от гвоздей, повсюду остались мелкие следы красной краски, которые ничем не смыть, а возле двери было то самое место, где Анжелика сказала слова, которые будет трудно взять назад.
Кип предавался размышлениям о вчерашних событиях до тех пор, пока яйца не сковородке не стали жесткими, как подошва. После исчезновения Нэнси они долго обсуждали вопрос о том, что Кип должен вызвать полицию, причем вся логика была на стороне Анжелики, а Кип ничего не мог ей противопоставить, кроме того, что он знал, что будет чувствовать себя как палач на Голгофе, если он сделает это, не испробовав сначала какие-то другие пути.
От этой темы они перескочили, Кип даже не помнил, каким именно образом, к его работе. Кип не видел ничего плохого в том, что он занимается такой работой; после колледжа он перепробовал много всяких дел, и везде весело проводил время. Он был лесорубом, воспитателем в лагере для мальчиков, служителем зоопарка, моряком на торговом судне, — но ни одно из этих дел не приносило ему такого удовольствия, как его нынешняя работа, он был просто создан для нее. И он сказал это. И еще он подчеркнул, что если бы он выполнял какую-нибудь другую работу, то, возможно, никогда бы не встретил Анжелику. Без каких-либо видимых причин этот аргумент, казалось, привел ее в бешенство.
Она молчала достаточно долго, чтобы досчитать до десяти, затем ее глаза сузились.
— Кип, я как раз вспомнила кое-что, о чем ты мне сообщил за ленчем. Ты ведь изучал биохимию в колледже?
— Конечно. Калифорнийский университет, Лос-Анжелес. Джордж был одним из моих профессоров, разве я тебе не говорил об этом?
— Тогда, неужели я ошибаюсь, считая, что ты делал для профессора Леберта гораздо больше, чем просто мыл бутылки и пробирки? Ты, случайно, не был его лучшим учеником?
— Да. Он ставил мне высшую оценку.
— Хорошо, тогда почему…
— Подожди минутку. Его предмет я изучал просто в качестве хобби, он не был основным предметом моей специализации.
Она задумалась на минутку над словами Кипа.
— А что было основным предметом твоей специализации — физика?
— Физика. Ядерная.
Она задумалась вновь. Ее глаза стали большими и круглыми.
— Я думаю, что по этому предмету ты тоже получал наивысшие баллы. Можешь не отвечать. Я знаю, что получал. Кип, извини меня — это, конечно, не мое дело, но как ты, имея такие способности, мог променять это все на твой теперешний образ жизни?
Он искал слова, чтобы объяснить ей.
— Слушай, это все не так, как ты думаешь. Совсем иначе. Понимаешь, когда я был ребенком, я был помешан на науке: маленький тщедушный мальчишка с охапкой книг. Во время обучения в средней школе и колледже я продолжал думать, что это то, чем я хочу заниматься, но работа давалась мне все труднее и труднее. Когда я стал аспирантом, то выражаясь языком футболистов, получил удар ниже пояса. Я заболел. Я не окончил первый семестр.
Когда я набрался сил, я снова попробовал заниматься — мне предоставили отсрочку на лето. Но я снова заболел, заболел по-настоящему: анемия, гипертония, астма — чертовски неприятная штука! — а вершиной всего этого букета стал спинномозговой менингит, который поразил меня внезапно. Когда я выкарабкался, я сел и задумался. Все эти болячки были психосоматического плана, кроме менингита. И к этому времени энтузиазм мой поостыл. Я стал все больше задумываться, на самом ли деле я хочу провести остаток жизни, горбатясь и теряя зрение за лабораторным столом. Да я просто обманывал себя, убеждая, что хочу этого. Для чего? Чтобы изобрести еще большую бомбу, чем уже существующие?
Итак, я отправился на север и провел сезон, работая на лесозаготовках. Я ни разу не пожалел об этом.
Щеки Анжелики порозовели больше, чем обычно. Она серьезно произнесла:
— И ты считаешь, что не махнул на все рукой? Но что ты собираешься делать, когда больше не сможешь быть профессиональным игроком в гольф, Кип?
— Мне не обязательно дожидаться этого. Я присмотрел маленькое местечко в стране секвой, которое мне бы хотелось купить, если сойдемся в цене. Представь себе туристский лагерь на озере.
— Туристский лагерь?
— Конечно. Я знаю, там больше работы, чем многие воображают себе — и плотницкие, и канализационные работы, и многое другое. Но это нормально. Я могу делать все, что…
— Ты можешь делать все, — сказала Анжелика, вставая, — но ты не хочешь.
Одним движением она схватила свой плащ. Сделав еще два взмаха, надела его. Она открыла дверь до того, как Кип успел двинуться. Потом обернулась.
— И зачем только дается талант таким людям, как ты? — сказала она, глядя на Кипа так, как будто у него во лбу окно. И ушла…
Яичница была коричневой по краям и нежно-зеленоватого цвета посередине. Кип подтолкнул яичницу, чтобы она съехала на тарелку, добавил слегка поджаренный бекон и рассеянно понес это месиво в гостиную. Булочка, масло, фруктовый сок, кофе. Кофе был холодным.
Кип выругался, но без энтузиазма, и глотнул сливовый сок. Жидкость обожгла его желудок.
Он задохнулся, обрызгав коричневыми капельками яичницу, и уставился на пустой стакан.
— Бренди, — произнес он вслух, а затем добавил: — Нэнси.
Точно: она входила в комнату с бутылкой в руке. Она, должно быть, добавила в эту штуку коньяка как раз перед этим или же по дороге. А, может быть, еще раньше. Еще одна миленькая шутка.
Но что-то не сходилось. Все остальное следовало очевидной модели: и туалетное сиденье, и куча мусора в виде свадебного пирога, и даже яичная скорлупа — любовь и страх.
А какое символическое значение имел коньяк? Или сливовый сок?
Кип резко вскочил и пошел на кухоньку. Он открыл холодильник. Там была бутылка сока и прямо над ней бутылка коньяка, но это еще ни о чем не говорило.
Он не мог понять этого, и это ему не нравилось.
Если уж вспомнить вчерашний вечер, то как насчет ухода Нэнси через окно? Он так же не вписывался в модель; Кип ожидал, что проведет остаток вечера, прикладывая усилия, чтобы отправить ее домой.
Могла она подслушать, о чем они говорили в гостиной? Вполне вероятно. Они разговаривали, понизив голос, но нельзя с уверенностью сказать, как долго она могла подслушивать под дверями спальни или за углом в холле.