Тимофей Печёрин - Технофобия
Светлое будущее, значит. Техника, видите ли, работает и снабжает всем необходимым. Оно, может, и было когда-то, в те времена, что оставили после себя летающие платформы да архитектурные извращения, но, как говорится, ничто не вечно под луной. Лежат в могиле создатели летающих платформ и автоматизированного рефрижератора, жарятся в аду работники фирмы «Фростмэн», моя жена с дочкой, а также все прочие люди, ради расставания с которыми я готов был попасть даже на пепелище ядерной войны. А я, болван этакий, пережил их всех и теперь наслаждаюсь желаемым.
Я присел на то, что когда-то было тротуаром, обхватив голову руками. Молодец! Добился своего! Фирма, так сказать, гарантирует. И что теперь делать? Как быть дальше?
В книжках и фильмах человек, коему посчастливилось стать последним на этой несчастной планете, вовсе не сидел вот так, покорно и беспомощно ожидая смерти, хотя бы от голода. Если он и горевал, то отводил на это не больше минуты. А потом, как и положено части природы, вступал в борьбу за существование. Для начала находил что-либо съестное, ведь погибшие собратья его отличались редкостной бесхозяйственностью и разбрасывали на каждом углу упаковки с гамбургерами, банки с консервами и даже бутылки хорошего вина, что со временем становится только лучше. Насытившись и утешившись, Последний Человек, принимался обживаться в недружелюбном мире аки Робинзон Крузо. Строить хижину, копать огород, разводить кое-какую скотину, и, дабы скучно не было, отбиваться от разного рода хищных тварей. Руки у него, как правило, золотые, в стройматериале нет недостатка, а инструменты, оружие и семена для посевов удавалось найти в радиусе ста метров от его первого обеда в роли Последнего Человека.
Возможны и более романтические варианты. Последний Человек находил (в ста метрах от оружия, семян, инструментов или своей едва построенной хижины) Последнюю Женщину, дабы вместе продолжить Род Людской, дать ему еще один шанс. Эти новоявленные Адам и Ева, помимо прочего, ловили рыбу руками, могли на своих двоих удрать от гепарда, причем не простого, а мутировавшего… Поневоле начинаешь завидовать новому человечеству, такой его замечательной наследственности.
Сейчас, вспоминая все эти выдумки, я лишь горько усмехнулся. Реальность (в отличие от авторов постапокалиптических опусов) не была ко мне столь благосклонна. Ей, этой самой реальности, было совершенно все равно, интересны кому-то мои злоключения или нет. Я был ошибкой, тысячелетним болваном, что понадеялся обмануть время и дезертировал из своего века. Я был ошибкой и исправление этой ошибки было лишь вопросом времени. Не такого уж продолжительного.
Голод накатил девятым валом и был он не нагулянным за получасовую прогулку аппетитом, не необходимостью восполнения сил после долгой интенсивной работы — то был настоящий Голод, с большой буквы. Волчий голод.
Не в силах терпеть, я дотянулся до ближайшего кустика, сорвал с него несколько листочков, сунул в рот и начал жевать. «Козлом был — козлом и остался!» как говорила тыщу лет назад моя благоверная. Небось, променяла энное количество нервных клеток на игрек седых волос, пытаясь отсудить у «Фростмэна» мое имущество. Настроение, приподнявшись было от этой мелкой злорадной мысли, снова рухнуло до уровня Марианской впадины, когда я установил несъедобность сорванных листочков. Они оказались настолько горькими и отвратительными, что я выплюнул их помимо своей воли. Завтрак (обед, ужин) отменялся.
Я был готов снова предаться мрачным мыслям, однако, видимо, судьба была милостива ко мне и послала добрую весть в виде шума. Или грохота — разбирать было некогда. Шум не был ровным, как положено звукам природы. А это значило…
Сорвавшись с грязного и мокрого асфальта, с неизвестно откуда взявшимися силами, я ринулся в направлении, откуда доносился шум. Я бежал, огибая руины, петляя по улицам, перескакивая через фонарные столбы и бетонные обломки с торчащей из них арматурой. Первое же, что остановило меня, была надпись на стене, или, как модно было говорить тысячу лет назад, граффити. Довольно, кстати говоря, свежее. Выведено оно было латиницей, однако было для меня лишь бессмысленной комбинацией, букв, причем, одних гласных. Неужели язык мог так измениться за тысячу лет? Сомнительно.
Отвернувшись от граффити, я побрел дальше, вдоль улицы. На следующей стене я увидел уже два аналогичных творения живописи. С каждым новым зданием их становилось все больше. Наконец, мне встретилась целая изрисованная затейливым узором стена. В этом узоре можно было различить отдельные буквы и цифры, а можно отойти подальше и увидеть еще более замысловатую картинку. Помнится, во времена моей молодости такие картинки-загадки были весьма популярны.
Я оглянулся на шорох шагов поблизости, оглянулся с надеждой, которая, однако, рассеялась как дым, стоило мне увидеть того, кто делал эти шаги.
Ко мне приближалась тварь ростом примерно в два с половиной метра, отдаленно напоминающая человека. Серая сморщенная кожа, большая лысая голова, приоткрытый рот, полный огромных и острых зубов. Низкий лоб, под которым помещались огромные, как у стрекозы, глаза. Одежда, состоящая из штанов и куртки, была в таком состоянии, словно ее до этого использовали для мытья полов. Ну и самый главный источник моего страха — что-то среднее между топором и ножом мясника в одной из рук чудовища.
Кошмар! Неужели Род Людской за тысячу лет эволюционировал в таких ужасных тварей? Нет, ксенофобией и расизмом я не страдаю, по крайней мере, предпочел бы ассимиляцию среди монстров голодной смерти. Но, отнюдь не дружественный, рык моего потомка, и еще менее дружественное движение рукой с ножом-топором, подействовало на меня лучше всяких слов. Видимо, тварь тоже не хотела голодной смерти и наметила меня в качестве средства от ее избавления.
Не помня себя от страха, я бросился наутек. Увы, тварь оказалась быстрее, уже через пару минут она настигла меня и даже обогнала, преграждая путь. Хищно сверкнуло лезвие ножа-топора…
Тишину улицы мертвого города разорвали хлопки выстрелов. И если от первого из них тварь лишь дрогнула, то второй и третий заставили ее рухнуть на землю. Я же мог рассмотреть своих спасителей, как раз приближающихся ко мне.
К величайшей моей радости, они были людьми. Две руки, две ноги, костюмы с бронежилетами, на головах — шлемы, плавно переходящие в очки, прикрывающие глаза и заодно верхнюю половину лица. В руках — продолговатые предметы явно убойного назначения. Четыре пары глаз смотрели на меня с любопытством, но без ненависти.
— Завалили, — молвил один из них. Причем, к моей радости, по-русски, — здоровый, с-сука, оказался.
