Андрей Балабуха - Распечатыватель сосудов, или На Моисеевом пути
Трехэтажная, но благодаря необъятной толщине казавшаяся могучей, башня возвышалась посреди Рыночной площади. Лет двести или триста назад там действительно был пороховой склад, и давший название нынешнему ресторану. В хорошую погоду было приятно посидеть на плоской крыше, окруженной зубчатою стеною, где от солнца укрывал черепичного цвета шатровый тент, а ветерок обдувал куда лучше любых кондиционеров. Но такое удовольствие — не для нынешнего гнилого июня. Поэтому я устроился в зале второго этажа и в ожидании Ярвиллы потихоньку потягивал пиво. Пиво здесь было отменное, настоящее бочковое, а не та баночно-бутылочная бурда, где консервантов больше, чем благородного ячменя.
Ярвилла оказался пунктуален. Был он невысок и коренаст, лицо не из породистых, но холеное, замкнутое; с бежевым костюмом элегантно контрастировал галстук цветов национального флага. Уважаемый ученый явно не чурался Фронта национального возрождения. Впрочем, во Фронте состоит — или сочувствует ему — едва ли не треть населения.
Ярвилла одинаково внимательно изучил мой патент и меню, сделал заказ, явно пощадив при этом кошелек господина Пугоева, и лишь после этого поинтересовался, чем, собственно, может быть полезен. Я изложил, что являюсь частным сыщиком, представляю интересы моего клиента, Фальстафа Пугоева, каковой доводится родственником пропавшему доктору Мерячу, и веду расследование упомянутого исчезновения. Прежде всего меня интересует личность непосредственного начальника моего сотрапезника.
— Личность… — Ярвилла пожевал губами. — Что ж, доктор Меряч несомненно личность. Даже, я бы сказал, личность примечательная. Но, видите ли, мне бы очень не хотелось ни навязывать, ни предлагать вам своих оценок. Я могу быть субъективным, в чем-то — неправым, вас же это лишь собьет с толку. Давайте лучше придерживаться фактов, то есть тех предметов и категорий, о которых мои суждения могут быть конкретны и объективны.
Вот как! Что ж, будем играть по правилам кандидата Ярвиллы. А понадобится — и смухлевать не грех.
— Вы сказали, что доктор Меряч — личность примечательная. Какой смысл вкладываете вы в эти слова?
— К сожалению, они относятся как раз к той области оценок, которой мне хотелось бы избежать. Но, сказав «а», приходится говорить и «б». Иное показалось бы нелогичным. Прежде всего, я имел в виду, что патрон является прекрасным, больше того — блестящим специалистом… Цепкость и нетривиальность мышления плюс врожденный дар экспериментатора. Вот только факты: университет он окончил в двадцать, кандидатскую диссертацию защитил в двадцать три, докторскую — в двадцать восемь. Причем, заметьте, в Санкт-Петербурге. Он почетный доктор десятка университетов, и отнюдь не только стран Конфедерации. Насколько мне известно, в этом году его должны были выдвинуть в академики. Впрочем, здесь мы вновь вступаем на зыбкую почву предположений.
Ах ты, лис! За гладкими периодами проступала очевидная зависть. А это, между прочим, один из смертных грехов. Правда, нашему брату с грешниками иметь дело заметно проще, чем с праведниками. Да и встречаются праведники куда реже…
— А чем он, собственно, занимался? — это был уход в сторону, гораздо больше меня интересовало, что представляет собой пропавший биохимик. Но кружной путь — часто самый короткий. Банально, но факт.
— Почему вы говорите в прошедшем времени? — вопросом на вопрос отозвался Ярвилла. — У вас есть основания предполагать, что…
— Нет, — перебил я его. — Пока у меня нет никаких оснований и никаких предположений. Я просто имел в виду — чем он занимался до своего исчезновения.
— Как и вся наша лаборатория — вакциной Трофимова. Это наша основная тема.
— Но ведь вакцина Трофимова создана Бог весть когда. Если женщины Биармии чуть ли не четверть века проходят поголовную трофимизацию, о каких еще исследованиях можно говорить?
— Вы правы и не правы, друг мой. Вакцина действительно была создана в девяносто третьем году. После первых проверок она была признана наиболее эффективным и не имеющим побочных явлений средством предупреждения беременности, и как таковое вошла в мировую практику. Тотальная, или, как вы выразились, поголовная трофимизация в Биармии проводится действительно вот уже двадцать семь лет. Во всем этом вы правы. Но мы обязаны исследовать даже самые отдаленные последствия трофимизации. Ведь на скольких бы поколениях мышей, собак или шимпанзе мы ни прослеживали ее воздействие, на человеке широкомасштабные эксперименты пока, по сути дела, не ставились. И хотя теория полностью исключает какие бы то ни было негативные последствия, контроль необходим. Но это только первая задача. Есть и вторая. Вы, наверное, лучше меня знаете, что гражданская сознательность не является всеобщей добродетелью, в том числе и у нас в Биармии. А это означает, что на черном рынке то и дело появляются препараты, ослабляющие или нейтрализующие действие вакцины Трофимова. Что, в свою очередь, порождает необходимость непрерывно совершенствовать ее, чем и занимается наша лаборатория. Как видите, поле деятельности обширное.
— Понятно. Скажите, а есть у доктора Меряча враги? Те, кто мог быть заинтересован в его исчезновении?
— У кого нет врагов? — снова вопросом на вопрос ответил Ярвилла.
— А конкретнее можно?
— Пожалуйста. Я.
Что это — удивительная искренность или поразительное нахальство?
— Вы?
— Конечно. Если Меряч не вернется, — заметьте, ничего худого я ему никогда не желал и не желаю, — работу нашей лаборатории возглавлю я. И, смею надеяться, справлюсь.
— Но вы же сами говорили о выдающихся достоинствах Меряча.
— И продолжаю утверждать это. Но и я обладаю не меньшими.
Пожалуй, это все-таки нахальство. И ущемленное самолюбие в придачу.
Ярвилла в упор посмотрел на меня.
— И поверьте, друг мой, что это не гипертрофированное самомнение. Это трезвая самооценка. — В голосе его прозвучала какая-то нотка, которую я не взялся бы определить, но почему-то поверил ему. Впрочем, это уже не мое дело.
— И еще одно, — продолжил Ярвилла, все так же не отводя взгляда. Запомните, пожалуйста. Я не убивал Меряча, не похищал его и вообще не имею к его исчезновению ни малейшего отношения. Хотя печалиться по этому поводу, поверьте, не стану. Полиция, кажется, поняла это. Надеюсь, поймете и вы. И спасибо за обед.
Он поднялся и, не попрощавшись, направился к выходу. Но на третьем шаге остановился и обернулся.
— А если вас интересует личность Меряча, — поговорите с его любовницей. Думаю, она сможет оказаться в этом отношении иуда полезнее меня. Я молчал.
