Вячеслав Рыбаков - Хроники смутного времени
Помещение как помещение. Стол с телефоном, несколько стульев вокруг него, старый - все старое - потертый и продавленный кожаный диван у стены. Стеллажи с папками и полными собраниями сочинений классиков - куда их девать? Так тут и живут. На продавленном кожаном диване сидит осунувшийся, небритый, закутанный человек. Он не стар; несколько дней назад он, вероятно, был даже довольно молод, не старше Марины. Некоторое время Марина молча сидит рядом с ним, глядя ему в лицо и не зная, с чего начать. И тогда начинает он: - Ну, здравствуй. - Здравствуй, Владик, - тихо отвечает Марина. Весь ее напор, всю ее храбрую сталь - смело, будто и не было их. Тихая, робкая мышка. - Зачем ты здесь? - А ты? - отвечает она. Он печально усмехается. - Пойдем отсюда, а? - просительно говорит Марина. - Ну пойдем... Как можно так с собой... Кому же еще и жить-то, Владик! Кому? - Ты не уговаривай меня, Марин. Я не уйду. - Они же тебя все равно выволокут... - Ну, выволокут... пару ребер поломают... это их проблемы. - Да нельзя так, Владик, нельзя! - страстно говорит она, схватив его за руки. - Господи, холодные какие... ледяные... Ты же погибнешь! - Я уже погиб. - Ну что ты рисуешься! Что за поза... Умный, добрый, красивый... - Мне все время стыдно, - глухо говорит он, схватившись пятерней за лицо, и речь его от этого звучит теперь немного невнятно. - Как будто это я чего-то не сделал... в чем-то ошибся... как будто это из-за моей лени или глупости кругом бардак. Не упыри эти виноваты... какой с упырей спрос? Я! Понимаешь? Я все время чувствую себя виноватым... Не могу так больше. - Вот пропадешь, - сердито говорит Марина, а на ресницах ее начинают посверкивать слезы, - тогда действительно будешь виноват. Как Светка-то без тебя останется? - Светка от меня давно ушла, Марина, - мягко говорит Владислав после едва уловимой заминки, - и Петьку увела совсем, видеться не дает... Мы с тобой действительно мало общались в последнее время. - Господи, - потрясенно говорит Марина, - да что ж ей... - О, она очень четко сформулировала. Я думала, ты перспективный гений, а ты просто малахольный гений... Марина нерешительно улыбается сквозь слезы. И он улыбается ей в ответ. И легонько обнимает за плечи. - Зря ты за меня тогда не вышла, - говорит он. - Может, по-другому бы сложилось. Мы бы дружка дружку поддерживали... Она молчит. Губы вздрагивают, она силится что-то сказать - и не может, слова вязнут в гортани. - Нет, - решительно говорит он вдруг, - было бы еще хуже. Как начал бы я от большой любви о тебе заботиться... Из кожи бы вон лез, чтобы пристойную жизнь обеспечить. Ну, и как полагается - икнуть бы не успел, стал бы подонком. Там урвать, тут перехватить, там стерпеть унижение, тут закрыть глаза на мерзость... все в семью, все ради родных и близких... Любовь самый мощный мотор, но... подчас она - очень подлый мотор. Хорошо, что я один. Некоторое время сидят неподвижно, почти прижавшись друг к другу, потом он, опомнившись, неловко убирает руку с ее плеча. - Ладно, - говорит он, посуровев. - Гением не смог стать, мужем и отцом не смог стать... что осталось? Осталось остаться порядочным человеком. Я никуда не пойду, Марин, а ты иди. Спасибо, что навестила. Иди. Сейчас приедут начальники, и тут такое начнется... Ни к чему тебе. - Владик, - решившись, твердо говорит Марина, - у меня беда. Большая беда. Сейчас некогда рассказывать, потом. Но, возможно, мне понадобится помощь... и, скорее всего, мне не к кому будет обратиться, кроме тебя. Он чуть отстраняется и, набычившись, пристально вглядывается ей в лицо, закопав длинный подбородок в складках шарфа. - Что-нибудь случилось... с мужем? - сразу осипнув, говорит он. Она встряхивает головой, с трудом удерживаясь, чтобы не зареветь в голос. - Потом, Владик, потом. Сейчас давай просто уйдем. Понимаешь?.. ведь ты понимаешь!.. если тебя рядом не будет, мне никто не поможет! Через мгновение на губах его снова проступает улыбка. Обреченная. - Какая же ты хитрая, Маришка, - с невыразимой нежностью говорит он. Лиса Патрикеевна... Я-то думал, меня ничем не взять. Молчат. Тикают часы на стене. - Помнишь, после выпуска собрались в общаге у Кадыра... Русская ты, я как бы хохол, Акиф из Нахичевани, Кадыр из Чимкента, Ксюшка-буддистка из Улан-Удэ... Так было замечательно, что вот сидим в одной комнате, такие разные и такие родные, - пауза. - А теперь люди стали такие одинаковые... и такие чужие... - А потом вы мне принесли гитару, и мы все пели Окуджаву, - подхватывает Марина, глотая слезы и моляще заглядывая Владиславу в глаза. - Помнишь? Дольского, Окуджаву... Помнишь, Владик? Молчат. И вдруг Владислав тихонько затягивает с полустрофы: - Твои пассажиры, матросы твои приходят на помощь...
Продутая ледяным ветром, залитая режущим, низким зимним солнцем улица. То и дело оскальзываясь на гололеде, Марина и Владислав, которого она держит под руку - на первый взгляд кажется, просто нежная парочка, но так она его поддерживает - подходят к парадному. - Зайдешь? - глухо и надтреснуто, пряча рот в шарф, спрашивает Владислав. - Нет, Владик... я очень спешу. Я забегу завтра или на днях, узнать, как ты. А сейчас - до свидания. До двери проводить тебя? Он отрицательно качает головой. - Беги, если спешишь... У меня же первый этаж. Оба несколько секунд стоят в нерешительности, не двигаясь, потом он отворачивается и скрывается в темном провале парадной. Марина провожает его взглядом. Откуда-то издалека надсадно, словно распиливая душу, скрежещет на повороте трамвай. Марина срывается с места.
Суета коридоров телестудии. Марина растерянно бредет, посматривая на номера и таблички на дверях, потом, отчаявшись, спрашивает пробегающего мимо молодого парня: - Вы не знаете, где Альбина Давыдовна? - Не знаю... где-то была... Убегает. Марина идет дальше. Задает тот же вопрос степенно идущей ей навстречу женщине с толстой папкой в руке. - Думаю, в семнадцатой. "Героев" обычно пишут там. - Героев? Женщина улыбается. - Ну, цикл передач так называется... "Герой нашего времени". Семнадцатая оказывается рядом. Но Марина не успевает открыть дверь; она резко распахивается сама, и изнутри вылетает элегантный, какой-то очевидно "не наш" мужчина, а следом за ним - Альбина, пытающаяся его задержать. Марина шарахается от них. Альбина говорит горячо: - Ну что ты так раскипятился? - Ты еще спрашиваешь! - отвечает он с несильным, но ощутимым акцентом. - Представь, спрашиваю. - Потому что ты, именно ты всякий раз выбрасываешь лучший материал и вставляешь какую-то пошлость. Ты что, специально портишь наши передачи? - Пошлость... - задумчиво, но как-то с угрозой говорит Альбина. - Да! Да! И ты это знаешь! - Так вот что я тебе скажу, Маркус, - ледяным тоном заявляет Альбина; похоже, Маркус задел ее за живое. - Пусть это пошлость, пусть! Но за нее платят. Именно за нее платят! И у вас, когда вы снимаете про себя, тоже платят только за нее. Попробуй не согласиться! Весь мир стал пошлым. - Свежая мысль, - говорит Маркус; видимо, от волнения его акцент становится сильнее. - Какая есть. Если хочешь знать, то, что тебя так тянет на русскую псевдоэкзотику - это тоже пошлость. Что вы о России знаете? Вы, интеллектуалы западные! Вы до сих пор уверены, что в России все сплошь Достоевские. Ага, как же. Нет здесь Достоевских больше! Распутины есть, мафия есть, проститутки, банкиры из бывших стукачей, киллеры, дилеры, хакеры, байкеры, рокеры - это сколько угодно. А Достоевские - ку-ку! - Но ведь этот человек - тоже есть! - Этот человек из прошлого века, а у нас передача о новых людях России. Новых! Да, пошлых, да, бессовестных - ради Бога! Пусть! Но за ними будущее. И это они платят, они! Сегодня, сейчас платят. И завтра будут платить. А философ этот доморощенный... Он просто умрет с голоду. Я же видела, у него один кусок черствого хлеба в холодильнике, даже чаю нет, кипяток пьет... - Может быть, эта передача сделала бы ему и его открытиям рекламу, помогла бы выжить! - Не смеши. Реклама открытий... я умру от смеха. Катя открыла для себя новые прокладки! - У тебя нет сердца... - Есть, и абсолютно такое же, как у тебя. Тук-тук, гонит кровь от желудка к мозгам и обратно. Просто вы там, в Европе, не в состоянии слопать все, что ставите себе на стол. В брюхо не влезает. И когда отодвигаете тарелку с обильными объедками, называете это добротой. Протестантская этика! - Нам... - говорит он, тщательно подбирая слова, - теперь будет трудно работать вместе. - Ничего, - она ослепительно улыбается. - Сдюжим. - Что ты сказала? Я не понял. - Справимся, говорю. Он заглядывает ей в лицо, потом несколько раз чуть кивает с каким-то сожалением - и уходит. Альбина поворачивается, чтобы вернуться в семнадцатую, но из-за угла коридора выступает Марина: - Простите, вы не подскажете, как найти Альбину Давыдовну? - Это я, - недовольно, исподлобья глядя на нее, говорит Альбина. - Очень приятно. Я Марина Аракелова, мы с вами созванивались третьего дня, и вы мне назначили... Альбина задумывается, с трудом припоминая. - А, так это по поводу дежурств на "Гласе народа"! - наконец припоминает она. Марина несколько раз радостно кивает - раз вспомнили, значит, шансы есть. - Да-да, я навела кое-какие справки о вас... Хорошо, идемте. Они обе идут к двери. - Только вам придется подождать. У меня не закончена запись... - Конечно. - Посидите здесь. Марина присаживается на стул у двери, рядом с двумя парнями, попивающими пиво из жестянок и беседующими вполголоса. Снимает сумку и ставит ее на пол. Альбина уходит, плотно притворив за собою еще одну дверь. Парни вдруг смеются вполголоса. - А вот еще... - говорит один. - Таксист сажает молодую пару, везет и удивляется: мужик все время к подружке поворачивается и делает вот так: "Э-э!" - свешивает голову на бок, по-висельному высовывает язык и издает сдавленный звук. - А девка его - бац сумочкой по балде. Через две минуты все сначала. Из коридора входит мужчина с какими-то бумагами. Нерешительно поглядывая по сторонам, останавливается у двери. - Ну, таксист уже кипит от любопытства, - продолжает парень, - и когда остается с мужиком один на один - тот дамочку выпустил и расплачивается спрашивает: "Что это у вас за странный ритуал?" - "Да понимаешь, шеф, отвечает мужик, - у нее вчера муж повесился, так я ее теперь прикалываю!" Смеются. Марина опускает лицо. Из-за двери, за которой скрылась Альбина, выходит пожилая, но всей повадкой своей энергичная телевизионная дама. - Альбина там? - спрашивает ее вошедший мужчина. - Да. Подождите. Сейчас очень интересную женщину пишут. Буквально из ничего поднялась... что называется, человек сам себя сделал. А теперь казино открыла, магазины... и благотворительностью занимается... - Какой благотворительностью? - сразу встрепенувшись, спрашивает Марина. - Вот точно не скажу... не знаю. Но чего-то там... для подростков. Тир, мотоциклы, единоборства всякие, силовые тренажеры... Культурный досуг для трудных мальчиков. Ведь надо же помочь им стать полноценными людьми, найти достойное место в жизни... Уходит. Парни опять смеются чему-то. Снова распахивается внутренняя дверь. Выходят Альбина и еще какая-то холеная, возраста Марины, дама; Альбина вежливо пропускает ее вперед и кудахчет: - Чудесная беседа, чудесная! Как вам все это удается... столько всего успевать, столько пользы, столько радости людям... Дюжие парни встают, отставляя пивные жестянки прямо на пол, и как-то сразу становится ясно, что это телохранители. Мужчина с бумагами делает движение к Альбине; та властно отстраняет его легким движением руки: потом. Марина и холеная дама встречаются взглядами. Секунду всматриваются друг в друга, потом дама восклицает: - Маринка! - Ольга! - Марина встает, и парни одинаковыми настороженными движениями поворачиваются к ней. - Господи, да сколько ж мы не видались-то! Это ты "Герой нашего времени"? - Ну, я, - чуть с вызовом говорит Ольга. - Вот здорово! Поздравляю.. - Знаешь, не с чем, - вдруг красиво скромничает Ольга. - Тружусь, кручусь... Как белка в колесе. - Ох, я тоже... - Маринка, я спешу, извини, - обрывает ее дама. Вежливо добавляет: - Но счастливый случай упускать нельзя. Хочется, знаешь, этак по-советски, как встарь... на кухне сесть и почесать языками не о делах, ни о чем вообще, а просто так. У меня сейчас кругом одни деловые... Позвони. - А у тебя телефон разве тот же? Я звонила когда-то - мне сказали, таких нет... - Да-да, - Ольга достает из сумочки органайзер, оттуда - визитку, и протягивает Марине. - Вот... когда будет время. - Да я сегодня же позвоню! Ольга улыбается, но холодно и недоверчиво - и пытливо всматривается Марине в лицо. - Знаешь, - медленно говорит она, - мне сдается, что ты каким-то чудом и впрямь рада меня видеть. Марина на мгновение теряется. - А как же... Да что ты говоришь такое! Конечно, рада, детство же... - Ненавижу детство, - говорит Ольга. - Жалкий возраст, унизительный... Н-ну ладно. Жду звонка. И уходит. Парни - за нею. Несколько секунд длится пауза, потом Альбина говорит: - Идемте со мной.
