Харлан Эллисон - Чернокнижник Смит
Инкуб:
- Замолчи! Ты все врешь, врешь!
Никси:
- Дорогой, ты прелестен, когда сердишься!
"Нам надоело слушать ваши пререкания. Истомленные ожиданием, мы рвемся на волю. Не теряйте времени. Используйте любые средства. На вас мы возлагаем наши надежды".
И вот Никси и Инкуб в соответствии с волей Безликих взялись за дело.
Никси:
- Мы дадим ему магическую силу и научим ею пользоваться, будем искушать его загадочными сновидениями, честолюбивыми помыслами, смутными желаниями...
Инкуб:
- И ты думаешь, это возымеет действие?
Никси:
- Уверен.
Инкуб:
- Ничего глупее твоего плана и представить себе нельзя.
Никси:
- Об этом не тебе судить. Вот увидишь, все пойдет как по маслу. А не нравится мой план можешь убираться.
Инкуб:
- Не очень-то задавайся. Ты знаешь, кто я такой? Я инкуб высшего ранга!
Никси:
- Вот и заткнись.
Инкуб:
- Не смей так со мной разговаривать! И вообще, я бы на твоем месте поторопился. Хозяева заждались, и если ты будешь мешкать, а то и вовсе оплошаешь, тебе не сдобровать, уж ты мне поверь.
Это Никси в поисках подходящего материала наткнулся на Смита, это Никси искушал его сновидениями и пробудил в нем (еще тогда, в канун Дня всех святых) страстное влечение к магии.
А потом был магазин "Черная книга" и эта полутемная комната, где Смит впервые ощутил в себе настоящую колдовскую силу.
Но ее оказалось недостаточно, чтобы разорвать покрывало, предохраняющее мир от гибели. Безликие не смогли вернуться.
И тогда Смитом занялся Инкуб, ужасно довольный, что ему наконец-то представился случай отличиться перед Хозяевами. Но у него были другие методы.
Преисполненный раскаяния, Смит стоял посреди комнаты, в которую, как уверила его летучая мышь, должна была явиться девушка.
У него и в мыслях не было разрушать мир! Он даже не подозревал, какая страшная сила заключена в его заклинаниях! Впервые он пробормотал их имен но здесь, в этой комнате, где с тех пор все осталось как было: фолианты в переплетах из человеческой кожи, на столе огарок свечи и самая главная, колдовская, книга, раскрытая посередине...
Пекин, Париж, Рим, Москва, Детройт, Нью-Йорк, Новый Орлеан, Лос-Анджелес - сотни и сотни квадратных миль, покрытых пеплом. Ржавые остовы зданий. Акры кипящих болот. Зеленый туман над обезлюдевшей землей. Большинство городов просто перестали существовать. А в тех немногих, что сравнительно не пострадали, не было воды и электричества, и у подножий теперь бессмысленных небоскребов одичавшие особи то в одиночку, то стаями убивали и пожирали себе подобных. Человечество как бы родилось заново, с той разницей, что было оно обречено на смерть еще во младенчестве. Смит все это видел, не мог не видеть, и не мог не винить в случившемся себя, лишь себя одного. Может быть, именно чувство вины и привело его снова в эту комнату, чувство вины, а не желание объясниться с девушкой?
Он закрыл дверь и прислонил к ней старое цинковое корыто (простейшая звуковая сигнализация - дверь открывается, корыто падает), а также произнес заклинание-ловушку (воспроизвести здесь это заклинание означало бы подвергнуть читателя смертельной опасности)...
Никси:
- Ну и как твои успехи?
Инкуб:
- Я заманил его на старое место.
Никси:
- Не боишься, что он заподозрит неладное?
Инкуб:
- Куда ему. Я сделал так, что он только о ней и думает, об этой девчонке. Сейчас он уснет - тогда можно будет завершить начатое.
Никси:
- Какая еще девчонка? Ты всех нас погубишь, кретин несчастный!
Инкуб:
- Я уже ловил его на эту наживку, и он просто чудом сорвался с крючка. И чего ему не спится? Я бы взял его голыми руками. Да успокойся ты, никакая это не девчонка, а суккуб.
Никси:
- И ты уверен, что он не догадается?
Инкуб:
- Во-первых, Смит - человек, и, следовательно, глуп. Во-вторых, сейчас он истощен физически. В-третьих, его гложет чувство вины перед ближними. И, главное, он еще никогда не любил. Пусть узнает, что это такое. Любовь его вконец обессилит. И тогда он - мой!
Никси:
- Не твой, а наш!
Инкуб:
- А ты-то тут при чем?
Смит, притаившись в самом темном углу, ждал.
И вдруг почувствовал, что ему страшно хочется спать. Ну да, его неудержимо клонило ко сну.
Спать? Средняя продолжительность человеческой жизни - шестьдесят лет. Двадцать из них мы приносим в жертву этой нелепой привычке, и все потому, что жизнедеятельность нашего организма достаточно случайно зависит от вращения Земли вокруг Солнца. Первобытный человек в страхе перед хищными зверями, которые видели в темноте лучше, чем он, прятался по ночам в пещеры и разводил костры. Звери в свою очередь избегали встречи с ним при дневном свете. Вот откуда эта древняя и, должно быть, уже неискоренимая привычка. Подумать только: двадцать лет жизни проводить в полубессознательном состоянии! Впустую расточать треть отпущенного срока, тогда как вся-то жизнь лишь искра во мраке вечного небытия!
С юных лет он отвергал эту жестокую, властную необходимость, это посягательство на свободу воли, этот абсолютный вакуум сознания. Но теперь, когда весь мир был против него, уснуть означало для Смита стать беззащитным.
И все-таки потребность в сне оказалась сильнее страха смерти. Смит уже ничего не видел и не слышал, - любой недруг, подкравшись на цыпочках, сейчас застал бы его врасплох. Он лежал одетый, накрывшись одеялом, и, как всегда перед сном, в который уже раз вспоминал тот роковой день, когда совершил непоправимое. "Я не хотел этого... Простите меня..." - бормотал он. Сон виделся ему черной бездной, на краю которой он отчаянно пытается удержаться. Но еще ужаснее было представить пробуждение, ибо завтрашний день обещал быть таким же, как нынешний, если не хуже.
Смит все еще находился под впечатлением своего полуторасуточного блуждания по этажам ЭмпайрСтэйт-Билдинг (чувство вины перед человечеством долго не позволяло ему прибегнуть к заклинаниям). Каждый вечер он твердо решал завтра же выйти на улицу безоружным и умышленно привлечь к себе внимание этих новых варваров. Пусть убьют - он это заслужил. Но до сих пор у него не хватило мужества осуществить свое намерение. Так, может быть, он вообще жалкий трус? Может быть, мучит его вовсе не совесть, а элементарный животный страх? Ведь он же потому так мало спит, что боится! Боится, что его прикончат во сне!
Он постепенно соскальзывал в черную бездну. Усталость брала свое. Измотанный необходимостью постоянно держаться настороже, Смит на этой стадии засыпания обычно бывал уже не в силах сопротивляться сну.
И тут он услышал голоса:
- Ну все, пора!.. Он уже готовенький.
