Олег Азарьев - Должник
Женщина скорчила брезгливую гримасу и раздраженно отпихнула его. Маликов как бы издалека услышал:
– Нажрался, черт старый!
– Не пил, нет, - сдавленно пробормотал он. - Сердце...
Мужской голос проговорил над ним:
– А ведь и верно, плохо человеку. Смотрите, какой бледный. Эй! Держись, не падай, дед... Водитель! Остановите троллейбус! Человеку плохо!..
Очнулся Маликов в машине "скорой помощи". Он лежал на носилках. Рот и нос закрывала упругая треугольная маска. Маликов вдыхал прохладный попахивающий резиной и пылью газ. Боль отпустила. Маликов чувствовал себя сонным, вялым. Над ним то появлялись, то пропадали, будто в расплывающейся пелене, женская и мужская фигуры в белых халатах.
– Пришел в себя, - сказала медсестра.
– Вижу, - отозвался врач. - Давление?
– Сто десять на семьдесят.
– М-да... Неважно поднимается. Вот что, сделай ему еще один. В той же дозировке.
Скосив глаза, Маликов увидел в руках медсестры шприц. Он терпеть не мог уколов. Стиснул зубы. Укол в руку...
Врач снял маску с его лица. Маликов хотел приподнять голову, но твердая ладонь мужчины легла на холодный липкий лоб, прижала голову к жесткой подушке.
– Лежите. Вам нельзя двигаться.
– Куда меня? - спросил Маликов слабо.
– В больницу, разумеется.
– Инфаркт?
– Разговаривать вам тоже не следует, - уклонился от ответа врач.
"Не хочет огорчать", - равнодушно подумал Маликов.
Машина замедлила ход, плавно развернулась и встала.
– Приехали, - сказал врач с облегчением. - Ну, уважаемый, сейчас за вас как следует возьмутся.
На какое-то время Маликов впал в полубеспамятство. Он не осознавал, что происходило вокруг, и не мог определить, что ему чудится, а что совершается на самом деле.
...Приемный покой... Маликова перекладывают с носилок на каталку и везут по длинному пустому коридору. Перед глазами проплывают одинаковые плафоны на потолке. Гремят металлические двери лифта, гулко, резко, как беспорядочные выстрелы. Маликова вкатывают... в лес. Он просыпается с тяжелой головой и пересохшим ртом. Дико оглядывается. Где он? Что это?.. Он скрючился в каменном гроте. Ноги заледенели в сапогах, набухших за ночь от воды. Затекшие руки - на автомате. Ах да! Он вспомнил: бежал вчера с позиций, затем ночевка в гроте у источника... Бежал. Трус! То, что за это ему полагается расстрел, теперь не имело никакого значения. Пусть. Он заслужил. Предназначенная ему пуля ждала его еще вчера, там, в русле высохшей реки. Хуже другое. Хуже и страшнее. Вечный позор предателя и труса. Вернуться? Поздно! Он передвинул автомат за спину, нагнулся и зачерпнул воды. Два глотка шершавыми губами. Остатки плеснул в лицо, растер рукавом. Продрался сквозь колючки и сел на траву возле ручья. Что же теперь? Он посмотрел на свое отражение в прозрачной лужице у скалы. Искупить. Ценой жизни. Конечно, ценой жизни. Но чтобы и фашисты дорого заплатили. Своими жизнями... Маликов закрыл глаза и вспомнил свой тяжелый сон в гроте... Его поднимают в лифте. Потом везут по коридору. Это больница. Плафоны освещают потолок и коридор приглушенным светом. Он болен - сердце, инфаркт... Но откуда он все это знает?.. Слева темные окна, справа двери палат, двери с цифрами. Мимо проплывает пост дежурной медсестры, освещенный настольной лампой. Стеклянный шкафчик с медикаментами. В металлическом стерилизаторе кипит вода. Специфический больничный запах здесь сильней. Остановка. Распахивают белые двери. Вкатывают в палату... Маликов думает: надо немедленно идти к сторожке лесника. Если немцев там нет и лесник еще жив, он выведет на своих. Нет, не на его отряд. Не сможет он смотреть ребятам в глаза... По ту сторону гор действует отряд Иванченко. К нему надо присоединиться. И жизни не жалеть, не щадить. Ни к чему она теперь... Но нет, все это - в прошлом. Сейчас - палата. Кровать здесь одна, посередине. Вокруг много всяких аппаратов. Маликова раздевают, перекладывают на кровать. Новые лица. Стены выкрашены зеленой краской... Деревья, кустарник. Живые зеленые стены по сторонам, пронизанные яркими лучами, в расплывчатых пятнах света, - они колеблются под лесным слабым ветерком... Скоро должна показаться сторожка. Надо быть начеку... быть собранным, но так, чтобы сердце не заболело снова. Врач из отделения командует: "Подключите кардиомонитор. Готовьте смесь". Маликова опутывают проводами. В штатив у изголовья вставляют большую бутылку с жидкостью. Мягкая прозрачная трубка свисает вниз. Опять укол - в сгиб левой руки. "Запишите его в журнал, говорит врач. - Вот паспорт..." Вокруг сторожки - ничего подозрительного. Из покосившихся дверей показывается сутулый лесник, ополаскивает миску и сливает из нее воду под бревенчатую стену. Маликов выходит из-за дерева и решительно шагает к избушке...
– Выпивали? - спрашивает врач.
– Нет.
– Волновались?
– Немного, - отвечает Маликов, поколебавшись. - Встретил знакомую. Юных, как говорится, лет.
Немного спустя в палату вошла медсестра. Она заметила напряженный взгляд старика и сказала:
– Постарайтесь заснуть.
– А вы где будете? - с некоторым испугом спросил Маликов.
– Я - рядом... И вот еще что. Нужно сообщить кому-то о том, что вы здесь, в больнице.
– Некому сообщать... Хотя, подождите. Если я умру... Там, в кармане пальто, остался адрес... Бумажка такая, скомканная. По нему и сообщите.
– Ну что за разговоры? - укоризненно сказала медсестра. - Вас привезли сюда не умирать, а лечиться.
Боль постепенно затихла. Маликов бездумно смотрел, как по пластиковой трубке, протянутой от штатива к руке, бежит прозрачная жидкость. Потом утомленно закрывал глаза.
Темно. Он лежал неподвижно, вытянувшись во весь рост. Впрочем, может быть, он стоял - утверждать наверняка невозможно. Он утратил все ориентиры и не мог определить даже, где верх, а где низ. Он был словно закутан в черную непроницаемую пелену. Но вот в какой-то неуловимый миг пелена, словно не выдержав его массы, постепенно, по мгновениям, начала подаваться под ним... или над ним... или как-то еще... Он погружался в рвущееся, расползающееся нечто, не имеющее признаков для определения. Ощущения пространства и времени странно нарушились. Он не знал теперь, кто он есть, где и когда находится.
Было темно и неуютно.
Почему темно? Что произошло?..
Маликов вдруг понял, что у него просто-напросто закрыты глаза. Тогда он открыл их.
И замер, ошеломленный.
Он стоял на склоне холма между деревьями. Перед ним была та самая ложбинка, поросшая густым кустарником. Сквозь заросли он видел внизу кусочек каменистого сухого русла. Неподалеку справа трещали короткие автоматные очереди.
