Филип Дик - Молот Вулкана. (Сборник)
— Но я знаю, — упрямо гнул Бейнс, — что мании и Говард Строу, в особенности, против нас: нам нельзя сидеть сложа руки, надо сделать все возможное, чтобы защитить себя от… — он едва не прикусил язык, потому что дверь отворилась и в комнату бесцеремонно ввалился Строу.
Рыжеволосый, огромного роста, мускулистый, он широко улыбался. Появление неизвестного корабля в небе их крохотного спутника ничуть его не беспокоило.
Теперь осталось дождаться только прибытия шиза, который, как обычно, мог опоздать на добрый час. Он частенько бесцельно где-то бродил в состоянии полной прострации, заблудившись среди своих туманных видений, пытаясь проникнуть в изначальную суть действительности, постичь природу космических протосил, составляющих основу вселенной, погружаясь в видение так называемой «Правселенной».
Теперь можно, пожалуй, расположиться поудобнее, решил Бейнс. Насколько это возможно, учитывая присутствие среди нас Говарда Строу. И мисс Хибблер — хотя к ней он был совершенно равнодушен. Честно говоря, и остальные были ему безразличны, за исключением, пожалуй, только Анетты (у нее была уж больно пышная, бросающаяся в глаза, грудь). Но с Анеттой пока что так ничего и не получалось. Как обычно.
Его вины в этом не было. Все поли были такими же — никто никогда не знал, как к ним подступиться. Их поведение было каким-то непредсказуемым, неподвластным логике. Но все же они не были такими эфемерными, не от мира сего созданиями, как шизы, как и не были безмозглыми автоматами, подобно гебам. Жизнь так и бурлила в них. Именно это нравилось ему в Анетте — внутренне присущие ей живость, непосредственность, свежесть чувств.
По сути в ее присутствии он сам себе казался каким-то скованным, заключенным как бы в толстую стальную броню, вроде архаического панциря из эпохи древних, бессмысленных войн. Ей было двадцать лет, ему — тридцать пять, скорее всего, именно этим все и объяснялось. А затем он вдруг подумал, что ей наверняка хочется, чтобы именно такие чувства безраздельно владели им. Она умышленно пытается заставить его чувствовать себя столь неловко.
И тогда, как ответная реакция, им сразу всецело овладела ледяная, тщательно аргументированная, истинно парановская ненависть к ней.
Анетта же, притворяясь рассеянной, как ни в чем ни бывало продолжала расправляться с остатками сладостей в своем кульке.
* * *
Делегат шизов на очередную встречу в Адольфвилле — Омар — взглянул на ландшафт мира и увидел на земле и под ней двух драконов, красного и белого, смерти и жизни; драконов, сцепившихся в яростной схватке, от которой дрожала равнина. И раскололось небо: чахлое солнце несло совсем немного утешения и бодрости планете, которая быстро теряла жалкие остатки своей жизненной энергии.
— Остановитесь, — крикнул Омар, подняв руку и обращаясь к драконам.
Мужчина и женщина с вьющимися волосами, которые шли навстречу ему по тротуару в центральной части Адольфвилля, сразу же остановились.
— Что это с ним? — спросила женщина и в ее голосе послышалось отвращение.
— Да он же шиз, — ответил, улыбнувшись, мужчина. — Погруженный в видения.
— Вечная война, — произнес Омар, — вспыхнула с новой силой. Силы жизни идут на убыль. Неужели не отыщется человек, который бы принял роковое решение, отрекшись от собственной жизни в акте самопожертвования, ради того, чтобы восстановить эти силы?
Мужчина, подмигнув жене, произнес:
— Ты знаешь, иногда этим ребятам можно задать какой-нибудь вопрос и получить весьма интересный ответ. Ну-ка, спроси у него что-нибудь… что-нибудь о высоких материях, например: «В чем смысл существования?». Или вот еще лучше: «Где я потеряла вчера ножницы?» — Мужчина подтолкнул жену поближе к Омару.
Женщина обратилась к шизу с максимальной осторожностью:
— Извините меня, пожалуйста, но мне давно уже хочется узнать: есть ли жизнь после смерти?
— Смерти не существует, — Омар был попросту изумлен вопросом, в основе которого лежало безграничное невежество. — То, что вы подразумеваете под понятием «смерть» есть только очередная стадия развития, в которой новая жизненная форма находится в скрытом состоянии, ожидая зова принять свое следующее воплощение. — Он поднял руки, указывая ими куда-то вдаль. — Видите? Дракона жизни нельзя уничтожить; пусть своей алой кровью он и обагрил луг, но со всех сторон к жизни тянутся его новые воплощения. Семя, брошенное в землю, прорастает снова. — Сказав так, он прошел мимо мужчины и женщины, оставив их у себя за спиной.
Мне нужно пройти к шестиэтажному каменному зданию, сказал себе Омар. Там меня дожидаются члены совета. Варвар Говард Строу. Ворчливая мисс Хибблер, которую волнуют только числа. Анетта Голдинг, воплощение жизни, с головой окунающаяся во все что угодно, дающее ей возможность БЫТЬ. Габриель Бейнс, непрестанно заставляющий себя придумывать все новые и новые методы обороны от нападений несуществующих противников. Простак с метлой, который ближе к Богу, чем кто-либо из нас. Да еще бирюк, который никогда не поднимает глаз, человек, у которого нет даже имени. Как мне к нему обращаться? Пожалуй, Отто. Нет, лучше пусть будет Дино. Дино Уоттерс. Он все время дожидается наступления смерти, не понимая, что живет в ожидании фантома; даже смерть не в состоянии защитить его от самого себя.
Став перед цоколем шестиэтажного здания, самого большого в поселке паранов Адольфвилле, он прибегнул к левитации; поднявшись к нужному этажу, он стал царапать стекло ногтем, пока в конце концов кто-то из находившихся внутри не подошел к окну, чтобы впустить его.
— А мистер Манфрети не прибудет? — спросила Анетта.
— В этом году он вне пределов досягаемости, — пояснил Омар. — Он перешел в другое измерение и теперь просто сидит; кормить его приходится принудительно, через нос.
— М-да, — Анетта вздрогнула. — Кататония.
— Убейте его, — рявкнул Строу, — и делу конец. Эти шизы-кататоники ни на что не годятся. Они высасывают последние жизненные соки из поселка Жанны д’Арк. Неудивительно, что у вас такая нищета.
— Мы бедны материально, — заметил Омар, — но богаты непреходящими ценностями.
Он решил держаться как можно дальше от Строу. Как человек он был ему абсолютно безразличен. Строу, несмотря на свое имя[1], был уничтожителем. Ему доставляло удовольствие крушить и измельчать в пыль все и вся. Он был жесток из любви к жестокости, а не по необходимости. Зло, которое чинил другим Строу, было совершенно беспочвенным.
С другой стороны, здесь же заседал и Гейб Бейнс. Бейнс, как и любой другой паран, тоже мог быть жесток, но это была вынужденная жестокость, обусловленная необходимостью собственной безопасности; он настолько был преисполнен желания оберегать себя от любого вреда, что, естественно, сам причинял вред и себе, и другим. Но, в отличие от Строу, нет смысла слишком осуждать его поведение.