Виктор Сытин - Покорители вечных бурь
— Очень хорошо! — сказал директор. — В таком случае, подумайте, исходя из перспективного плана, над новой темой для себя… А если хотите, поезжайте в отпуск.
И вот тогда-то Терехов сухо поблагодарил директора, вышел из института и побрел куда глаза глядят…
В конце концов он очутился в Летнем саду, покружил по его аллеям, еще сырым и насквозь продуваемым ветром, и вышел к Неве. И, может быть, именно потому, что могучая река была неспокойна, он почувствовал себя лучше и остался стоять, облокотившись о холодный парапет набережной.
Позади него с присвистом и шорохом проносились машины, раздавались шаги и голоса прохожих. Заглянув ему в лицо, две девушки в унисон запели: «А Лизы-то все нет и нет», и убежали, постукивая каблучками. Ветер потом еще долго доносил их звонкий смех. А Терехов все смотрел и смотрел на волны, на льдины, которые крошились под их ударами.
«Нет, в отпуск я не поеду, — думал он, упрямо сжимая губы. — Поеду лучше на нашу опытную станцию в Заволжье. Посмотрю, как работают „ТТ-16“. Надо повысить их КПД. Переболею, если действительно болен. Да нет, это чушь! Сегодня же вечером снова попробую подсчитать, можно ли построить башню Шухова высотой в пятьсот метров…»
Далекий рокот маломощного авиационного мотора привлек его внимание. Терехов поднял голову и увидел, как за Невой, над Каменным островом, медленно плыл навстречу облакам самолет «ПО-2». Очевидно, в поисках более спокойного воздушного слоя пилот вел машину все выше и выше. И вдруг самолет попятился! Шпиль Петропавловской крепости был прекрасным неподвижным ориентиром, и нельзя было ошибиться в том, что летевший над ним «ПО-2» медленно, медленно начал сдвигаться назад, то есть полетел хвостом вперед.
— Вот история! — воскликнул Терехов.
Но сейчас же, конечно, нашел объяснение факту, казалось бы опрокидывающему законы аэродинамики. Самолет попал в ветровую струю, скорость которой превышала его скорость. Ведь «ПО-2» развивает не больше 120 километров в час, а воздушные потоки движутся иногда со скоростью и более двухсот.
— Вот чем надо овладеть! — Терехов с досадой хлопнул кулаками о гранитный парапет набережной. — Энергией вот такого мощного потока на высоте!
В этот момент над темными зубчатыми верками Петропавловской крепости сверкнул на солнце змей — обыкновенный ребячий бумажный змей. Он стремительно стал подниматься к небу по крутой дуге. И в то же мгновение в сознании Терехова сцепились, взаимно дополняя друг друга, несколько умозаключений. Они молниеносно слились в одну яркую, освещающую мозг мысль-вывод.
Терехов ощутил боль в сердце, которое сначала остановилось, а затем стало бешено стучать.
«Так волноваться вредно, — точно сказал кто-то внутри него. — Спокойней, дружище!»
Но родившаяся мысль, оформляясь все определеннее и четче, целиком захватывала сознание конструктора. Терехов потерял ощущение времени и пространства и, пошатываясь, пошел вдоль набережной, ничего не слыша, ничего не видя.
На мосту его чуть было не сбил автобус. Водитель успел затормозить громоздкую машину в полуметре от Терехова. Подбежал милиционер, взял его под руку, повел и лишь тогда отпустил, когда конструктор немного пришел в себя и, широко улыбаясь, сказал постовому, что он не пьян, а очень счастлив…
…Профессор Трубокуров только что закончил консультировать двух студентов-дипломантов, когда в дверь его квартиры раздался сильный стук.
— Кто бы это мог быть? — с неудовольствием проворчал профессор, направляясь в переднюю.
В дверь опять сильно постучали.
— Сейчас открою! Минутку… не ломайте дверь! — крикнул он.
Затем спокойно зажег свет, поправил сбившийся в сторону половичок, взглянул на себя в зеркало и только тогда повернул ключ.
— Михаил?
— Я, я, я! — Терехов стремительно ворвался в переднюю. Опять прихорашивался, прежде чем открыть! Опять!
— Т-с-с! Там ребята, — остановил его Трубокуров, — студенты.
— Почему студенты? — Терехов оторопело поглядел на профессора. — Ах, да! Наверно, дипломанты. Извини. Но чем бы ты сейчас ни занимался, все равно я не могу ждать. Я сейчас же попрошу у ребят прощения, приму всю вину за срыв консультации у профессора на себя и расскажу тебе…
— Во-первых, здравствуй, — спокойно прервал Терехова Трубокуров. — А во-вторых, мы уже закончили беседу, и я в твоем распоряжении. Но только помни наш уговор: возьми себя в руки, иначе разговаривать с тобой всерьез я не буду.
— Ну, я уже в полной норме! — улыбнулся Терехов. И вдруг подскочил к Трубокурову, сжал его в объятиях и зашептал ему на ухо:
— Сергей! Ты понимаешь — идея! Идеища! Чудеснейшая! Увидел — самолет летит задом наперед. Змей. Облака. Вспомнил подъемы стратостатов. И сразу — решение. Постоянно, понимаешь, постоянно действующий!
— Задушишь! — так же тихо сказал Трубокуров, впрочем, не делая попыток освободиться из объятий, и закашлялся.
— Прости, ради бога! — Терехов разжал руки и с тревогой взглянул на бледное, сухое лицо профессора. — Что, опять активизировался процесс? Или просто бронхит?
— Еще не был у врача. Занят очень, — справившись с приступом кашля, ответил Трубокуров. — Ну, пойдем посмотрим, как выглядит твоя «идеища».
…Терехова и Трубокурова связывала многолетняя дружба и совместная работа над изобретениями. Они познакомились еще на первом курсе университета и, несмотря на разность характеров и темпераментов, сошлись во вкусах и взглядах на многое. Но нередко они расходились в каких-либо вопросах и тогда жестоко ругались. Однажды после окончания университета они вообще решили порвать «все отношения». Причиной ссоры было то, что Трубокуров, зная математические способности друга, решительно требовал, чтобы он остался в аспирантуре и готовился к научной деятельности.
— Будем вместе или порознь, как хочешь, разрабатывать самые интересные проблемы, — говорил он. — Например, проблемы динамики газов. Как это интересно! И как нужна такая теоретическая работа для практики. для наших конструкторов реактивных самолетов, турбин, ракет!
Но Терехов в ответ на все доводы упрямо твердил одно и то же:
— Хочу на завод. Хочу на производство. Хочу не только видеть явление в формуле или кривой на ватмане, но и ощупывать его.
Трубокуров попробовал воздействовать на Терехова через партийную организацию. Он убедил секретаря парткома университета в необходимости «поагитировать» Терехова остаться при кафедре профессора Никольского — одного из крупнейших аэродинамиков в стране.
Но и это не помогло. И вот Трубокуров как-то не выдержал и упрекнул друга в том, что он сухой эгоист, потому что бросает на научной стезе друга одного, а главное, обладает узким кругозором «ползучего эмпирика».
