Роберт Хайнлайн - Ковентри
Но логическим продолжением мысли было действие. Дэвид рассчитывал жить тем, что даст ему природа, хотя на ближайшее будущее у него было достаточно пищи, не мешало пока приберечь ее. Он подавил свое эстетическое неприятие и этические опасения и решил застрелить одно из маленьких животных при первой же возможности.
Мак-Киннон вытащил винтовку, зарядил ее и положил возле себя. Но, как назло, в течение ближайшего получаса никакой добычи не появлялось. Он проезжал мимо скалистого выступа, когда наконец увидел свою жертву. Она выглядывала из-за маленького валуна, рассматривая его трезвыми, озабоченными, но не встревоженными глазами. Мак-Киннон остановил «черепаху» и тщательно прицелился, поставив и закрепив винтовку на краю кабины. Его жертва помогла ему, выскочив из-за валуна.
Он нажал на спуск — при этом его мускулы непроизвольно напряглись, а глаза прищурились. Естественно, пуля ушла слишком высоко и вправо.
Но он этого даже не заметил. Ему показалось, что весь мир взорвался. Правое плечо онемело, ощущение во рту было такое, словно по нему ударили, а в ушах стоял какой-то странный и неприятный звон. Он удивился, что ружье все еще в его руках и нисколько не пострадало при выстреле.
Мак-Киннон положил его, выбрался из машины и бросился к тому месту, где видел — маленькое существо. Но там и следов не было. Он обыскал все кругом, но ничего не нашел Озадаченный, он вернулся к своему экипажу, решив, что винтовка в чем-то дефектна и что ему следует тщательно осмотреть ее, прежде чем снова стрелять.
Его недавняя цель, при звуке выстрела удравшая в укрытие, осторожно следила за Мак-Кинноном с расстояния в несколько ярдов. Она была не меньше озадачена удивительными событиями, ибо с огнестрельным оружием, как и Мак-Киннон, сталкивалась впервые.
Прежде чем снова завести «черепаху», Мак-Киннону пришлось заняться верхней губой, которая опухла, покраснела и кровоточила от глубокой царапины. Это еще больше убедило его в том, что ружье было неисправным. Нигде в романтической литературе девятнадцатого и двадцатого веков, приверженцем которой он был, не предупреждалось, что при стрельбе из тяжелого ружья нельзя держать правую руку так, что отдача отбросит большой палец правой руки и ноготь ударит по губам.
Он посыпал ранку антисептиком и наложил нечто вроде повязки, а потом продолжил свой путь. Лощина, по которой он ехал, несколько расширилась, на холмах по сторонам стала появляться зелень. За одним из крутых поворотов перед ним раскинулась широкая плодородная долина. Дальний край ее терялся в дымке теплого дня.
Большая часть долины вспахана, виднелись и людские жилища. Мак-Киннона обуревали смешанные чувства. Люди здесь есть — это означало, что жить будет легче. А вот с заявкой на земельный участок, очевидно, будет труднее, хотя, конечно, в Ковентри места много.
У въезда в долину двое мужчин преградили ему путь. В руках они держали какое-то оружие. Один из них крикнул:
— Стой!
Мак-Киннон остановился и удивленно спросил.
— Что вам нужно?
— Таможенный досмотр. Подъезжайте к конторе. — Он указал на маленькое здание, расположенное в нескольких футах от дороги, которое Мак-Киннон раньше не заметил.
Взглянув на него, он снова посмотрел на говорившего и почувствовал, что весь трясется от ярости.
— Что за идиотские шутки? — рявкнул он. — Отойдите в сторону и дайте мне проехать.
Тот, который молчал, поднял оружие и нацелил его в грудь Мак-Киннону. Второй схватил его за руку.
— Не стреляй в этого дурака, Джо, — сказал он раздраженно. — Ты всегда торопишься. — Затем, обращаясь к Мак-Киннону: — Вы оказываете сопротивление закону. Выполняйте указание, да поживее!
— Закон! — Мак-Киннон горько усмехнулся и схватил винтовку с сиденья.
Но она так и не коснулась его плеча, говоривший выстрелил как бы невзначай, не целясь. Винтовка Мак-Киннона вырвалась из его рук, взмыла в воздух и упала в придорожную канаву позади «черепахи».
Мужчина, который все время молчал, проследил за полетом ружья и заметил.
— Прекрасный выстрел. Черныш, ты даже не задел его.
— О, просто повезло, — возразил второй, но ухмыльнулся от удовольствия. — Хорошо, что я не зацепил его, а то пришлось бы писать объяснительную. — Он снова принял официальный вид и обратился к Мак-Киннону: — Ну, непокорный! Вы будете вести себя как подобает или нам придется вытащить вас силой?
Мак-Киннон сдался. Он подвел «черепаху» к указанному месту и угрюмо стал ожидать дальнейших указаний.
— Начинайте разгружаться! — было приказано ему.
Когда, Мак-Киннон свалил свое драгоценное имущество на землю, человек, которого называли Чернышом, разделил все вещи на две кучи, а Джо стал записывать их на бланке. Вскоре Мак-Киннон заметил, что Джо перечислил вещи только из первой кучи. Он понял, в чем дело, когда Черныш приказал ему загружать «черепаху» вещами из этой кучи, а сам начал переносить все остальное в здание Мак-Киннон громко возмутился.
Джо ударил его по лицу — хладнокровно и без злобы. Мак-Киннон упал, но снова поднялся и бросился в бой. Он был в таком гневе, что казалось, справится с носорогом. Джо очень точным движением снова ударил его. На этот раз Мак-Киннон поднялся не сразу.
Черныш подошел к умывальнику в одном из углов конторы Он вернулся с мокрым полотенцем и сунул его Мак-Киннону.
— Оботри-ка лицо, приятель, и садись на свою каракатицу. Нам нужно ехать.
Когда Мак-Киннон отвозил Черныша в город, у него было достаточно времени, чтобы серьезно обо всем подумать. Он спросил только, куда они едут, узнал, что в «третейский суд», и больше не пытался разговаривать. Рот болел, голова болела и он уже не стремился ускорить ход событий необдуманными речами.
Мак-Киннон ожидал найти в Ковентри полнейшую анархию, но обманулся в своих ожиданиях. Здесь было, очевидно, своего рода правительство, но очень непохожее на то, к какому он привык. Он представлял себе страну, в которой царит благородный независимый дух, где люди делают все, что хотят, и оказывают друг другу взаимное уважение. Конечно, там тоже должны быть мерзавцы, но с ними обходятся быстро и беспощадно, как только они проявляют свои отвратительные качества. У него было сильное, хотя и подсознательное, убеждение, что добродетель обязательно восторжествует.
Но поскольку правительство есть, Мак-Киннон невольно ожидал, что оно будет соответствовать образцу, к которому он привык за свою жизнь, — оно будет честным, добросовестным, разумно эффективным и, разумеется, будет строго соблюдать все права и свободы граждан. Он сознавал, что правительство не всегда было таким, но ему никогда не приходилось с иным сталкиваться, — сама идея неразумного правительства была для него столь же непостижимой, как каннибализм или система рабского труда.
