Дмитрий Емец - Хроника одних похорон
Все торопливо кинулись разбирать цветы. Даже Лямин как-то сразу потерялся и наравне с другими брал цветы и держал их в охапке.
- Отпевали? Землю давали? У кого она? - продолжал распоряжаться бригадир.
Покойного с головой накрыли покрывалом, и заплаканная жена, выступив вперед с бумажным свертком, посыпала поверх покрывала песком. Бригадир толково направлял ее руку. Потом перехватил крышку и, кивнув одному из своих помощников - вислоусому, с круглой крепкой лысиной - стал ловко надвигать ее на гроб.
- Не надо его!.. Не трогайте! Погодите!
Неожиданно мать рванулась и подбежала к гробу. Рабочие замерли с терпеливой досадой. Мать положила в изголовье гроба сигареты с зажигалкой и отступила.
Крышку опустили и поправили. Держа губами несколько гвоздей, бригадир стал сноровисто, действуя явно по многолетней привычке, заколачивать гроб. Гвозди были довольно длинные. Леванчук следил за его движениями с жадностью, ему все казалось, что гвоздь пойдет криво и вонзится в мертвого.
Вогнав двумя короткими ударами последний гвоздь, бригадир взял гроб за один край; за другой край его взял вислоусый, и они рывком переставили его на веревки.
- Все отошли! Взялись! - велел бригадир.
Ленца из его голоса исчезла, да и остальные рабочие стали серьезными: наступал самый ответственный момент.
Приминая насыпь, гроб разом подняли и стали спускать на веревках в яму. Он двигался короткими толчками, цепляя за края. Леванчук забежал с другой стороны и, вскочив на соседнюю оградку, чтобы лучше видеть, смотрел. Ему казалось, что гроб не пройдет - застрянет, но яма была вырыта удивительно точно.
- Куда?! - негромко крикнул вдруг бригадир.
Самый молодой не посмотрел на товарищей, которые перестали опускать, дожидаясь, пока суженное место само пропустит тяжелый гроб, и слишком поспешно отпустил свой конец. Гроб опасно накренился. Парень растерялся и стал бестолково тянуть наверх, вместо того, чтобы, напротив, припустить, потому что веревки уже скользили. К счастью, вислоусый, опускавший на одной веревке с парнем, сориентировался и припустил свой конец. Гроб перестал накреняться и выровнялся. Вислоусый и бригадир переглянулись, что-то прошептав губами. На этот раз паренек не сплоховал. Они благополучно поставили гроб на дно, вытянули веревки и отступив.
- По горсточке! По горсточке! - сказал Лямин, нашаривая пальцами слипшийся, довольно тяжелый ком, который он не бросил, а скорее мягко скатил в могилу.
Мать и жена кинули свои горсти, ударившиеся по крышке гроба почти одновременно. Фридман, глядя на них, тоже робко кинул маленькую щепотку, затерявшуюся где-то в общей насыпи. При этом под ногти у него забилась земля, и он с ужасом уставился на нее, испытывая жгучее желание немедленно вычистить ее.
Когда прощались второй раз, он, Фридман, стоял ближе других и уже почему-то смотрел на накрытое лицо без прежнего ужаса - привык. Его теперь притягивало другое: смотревшие в разные стороны ступни покойного, сверху закрытые покрывалом. Ступни эти казались почему-то теперь очень маленькими, хотя в жизни у Бубнова был сорок третий или сорок четвертый размер. Когда нужно было вынуть из гроба цветы, он незаметно тронул одну ступню, ощутив крепкий носок ботинка. Ступня послушно последовала за его рукой, но когда он отпустил, вернулась на прежнее место.
Не дожидаясь, пока все кинут свои горсти, рабочие стали споро забрасывать могилу лопатами, сталкивая вниз вынутую ранее землю. Зоркий Леванчук разглядел, как в могилу скользнул первый червь, до сих пор благополучно пребывший в насыпи. Червь ударился о крышку и его тотчас завалило землей. "Раздавило, небось", - подумал Леванчук.
- Землица мягкая, сухая, хорошо лежать Гришенька будет, - сказал Лямин с той же неискренней причитающей интонацией.
Шкаликов, видевший, что место, напротив, низкое и болотистое, возразил ему, высказавшись, что весной все провалится и надо будет поднимать. Его поддержал Полуян, сказавший, что у него в этих краях дача и что яблони не приживаются, так как от низкой почвенной воды гниют корни. Но едва произнеся слово "гниют", Полуян спохватился, что ляпнул лишнее и, круто поменяв мнение, принял сторону Лямина.
- Поднимать придется, само собой, а так место сухое! - заметил он.
Лямин обратился с этим же вопросом к бригадиру.
- Всяко может быть. Как попадет... А вообще местечко ничего: тут все такие, - ответил тот уклончиво.
Снимая перчатки, он одобрительно смотрел, как вислоусый, с умело рассчитанной силой утрамбовывает землю плоской стороной лопаты и строит на могиле красивый возвышенный четырехугольник. Он работал так ловко и безошибочно, что видно было, что сам получает от этого удовольствие, как получали его и все, кто наблюдал за ним. Опростоволосившийся паренек не выдержал и, захотев помочь, тоже стал робко прихлопывать. Вислоусый досадливо отстранил его и, показав ему кивком, чтобы тот посыпал сверху еще земли, продолжил работать один.
"Ловко как! Просто пасочка!" - с восхищением думал Леванчук.
Когда горка была готова, вислоусый дал всем на нее полюбоваться, подправил, доведя до идеальной формы, а потом сделал непредугаданное: перевернул лопату ручкой вниз и в двух местах вонзил ее в четырехугольник, почти разрушив свою работу.
- Сюда венки! И обламывайте ножки у цветов покороче! - велел он.
Теперь уже все четверо рабочих сидели на корточках у насыпи, вкапывали и укрепляли венки, втыкали во влажную землю оборванные цветы. Некоторые, особо крепкие ножки, вислоусый в азарте перекусывал зубами. Вскоре холм заалел, расцвел гвоздиками, розами, хризантемами.
- Вот так... Простоят теперь долго, если короткие... И свечки между... Зажигайте, зажигайте... - восклицал вислоусый. Заметно было, что эта последняя часть работы доставляет ему особенное удовольствие. Остальные невольно подчинялись ему - даже и бригадир.
"Психологически верно... На бис работают, чтобы больше дали. Продуманный номер", - размышлял Полуян.
- Зажигалкой нельзя. Спички у кого? Пучком ставь!
Свечи загорелись и почти сразу погасли - ветер задул. Из снова зажгли и снова погасли. Только на одной огонек прыгал дольше других - радостный, суетливый.
- Помянуть теперь! - пронесся шепоток.
Сестра жены достала бутылку, стаканчики, конфеты. Все, слегка уже уставшие от горя, торопливо и радостно разбирали, наливали, переговаривались.
- Ну, за Гришеньку! - сказал Лямин.
Шкаликов подышал в стаканчик, сделал суровое лицо и воинственно запрокинул тощий кадык.
* * *
Возвращались всё в том же автобусе. На жестяном листе, где прежде стоял гроб, Полуян обнаружил свою кепку. Это показалось ему дурной приметой, и он побледнел, отчего-то вспомнив, что по утрам у него иногда сильно стучит в ушах, а при этом в правом боку точно отдает иголкой... "Всё, бросаю курить: перехожу на легкие, а потом совсем... И бег, бег по утрам", - пообещал он себе.
