Наталья Иртенина - Меч Константина
— И когда ты, Варяжек, начнешь поддерживать отечественного производителя? Коньячок-то оккупантский.
— Отечественного производителя я поддерживаю кой-чем другим, — ответил Варяг, изобразив в руках невидимый автомат. — А коньячок оккупантский мы сейчас дегустируем и придем к выводу, что лучше родной медовухи все равно ничего нет. Опыт — сын ошибок трудных, как сказал классик.
Возражений это не вызвало.
Застолье пошло по новой- Когда всем налили в стаканы (мне решительно плеснули газировку), слово взял Вадим. Он сразу как-то посуровел, затвердел лицом, будто на плечи ему в эту минуту лег тяжелый груз ответственности.
— Я предлагаю вспомнить тех, кого нет с нами. — Одним махом он опрокинул стакан. Я понял, что это о моем отце и о других, которые не вернулись домой.
Леха, справа от меня, наклонился к Сереге: «А кого с нами нет?» Тот отмахнулся: «Потом узнаешь».
— Итак, господа, — продолжал Вадим, — отряд снова в сборе. Как ваш командир, прежде чем мы отправимся, я обязан спросить: все ли согласны действовать так, как мы действовали до сих пор?.. — Он обвел всех пытующим взглядом. — Может, у кого-то появились сомнения? Как и раньше, малодушием или предательством это сочтено не будет… — На лице Вадима, как мимолетная рябь на воде, мелькнуло еле уловимое выражение. Мне почудилось, он именно ждал чьих-нибудь сомнений. Точно ему стало бы от этого легче. Но никто не отозвался. — Ясно. По этой гробовой тишине я делаю вывод, что ничего не изменилось. Мы по-прежнему команда.
— Коммандос, я бы сказал, — вставил Монах.
Нет, мне не почудилось. Я вдруг подумал, что сомнения грызут его самого, и эта мысль тупо заныла где-то в груди. Ведь я полностью доверял Вадиму, и значит, его неуверенность — и моя тоже. А на войне с этим нельзя, сомневающихся она выбивает в первую очередь. И я решил забыть о мимолетной ряби.
— Теперь о деле. Выходим, как обычно, за час до рассвета. Кто не выспится, я не виноват. Колодец я проверил. Местному участковому намекнул, что ко мне приедут гости и с утра мы идем в поход на Валдай.
— В какую сторону двинем, командир?
— На месте разберемся.
— Может, сразу на базу? Проверить на всякий случай.
— Я же сказал, по обстановке. А проверить для начала надо ближайшую связную точку. Информацию получить совсем нелишне. Еще вопросы есть?
— Не-а, — ответил за всех Ярослав Премудрый. — Давайте наконец свободно вдохнем сладостный деревенский воздух и задумаемся о вечном, глядя в звездное небо.
— Небо еще синее, Ярик, — сказал Серега. — И что-то я не заметил сладости в здешнем воздухе, благоухающем навозом.
— Ну вот что ты ломаешь мне поэтический настрой, унылый прагматик? — вяло напустился на него Ярослав. Одной рукой он пытался вскрыть вакуумную упаковку колбасной нарезки, и у него это совсем не получалось. Вторая рука была искалечена — не хватало большого пальца. Но вовсе не это мешало ему добраться до колбасы. Он упрямо хотел заполучить ее одной левой.
— Отдай колбасу, ленивец, — покатывались со смеху оба Славы. Они были братья, старшего звали Вячеслав, младшего Владислав, но так как запомнить это из-за их похожести совершенно невозможно, им сочинили общий позывной Двоеслав.
Ярослав охотно сбагрил им упаковку, требующую столько усилий.
— Да, я ленив и не скрываю этого. Больше того, я чту свою лень как величайшую мою добродетель. Ибо если бы я не был ленив, я бы стал профессиональным военным, как того хотели мои почтенные матушка с батюшкой. Организовал бы военный переворот и сделался бы узурпатором. Только моей душе это было бы не на пользу, я думаю.
— Благословен Бог, создавший в помощники человеку его лень, — совершенно серьезно возгласил Богослов и уронил в полный стакан кусок сала.
Кто-то потянул меня за плечо.
— Не слушай их, — зашептал на ухо Фашист. — Они любят ваньку валять. А твой отец был что надо. Крепкий мужик. Если тебе что-то понадобится, обращайся ко мне. С оружием научу обращаться, ну и вообще, по теории. Хочешь, прямо сейчас пойдем, во дворе потренируемся.
— На чем?
— Пока на холодном, огнестрельное будет только завтра.
— Ну пошли.
Я прихватил со стола чей-то складной походный нож, который по всем стандартам не считается даже оружием, пробрался по ногам и рюкзакам к выходу. Фашист ждал меня за углом дома, там когда-то, наверное, были грядки, а сейчас сплошные неровные заросли. Увидев у меня в руке ножик, он фыркнул и тут же, как ошпаренный, отскочил в сторону. Над ухом у него просвистело и воткнулось в стену — клинок вошел в трухлявое дерево избушки почти на дюйм. Фашист очень внимательно посмотрел на нож, потом на меня. Как и Леди Би, он понимал юмор, поэтому не стал причитать на тему того, что я мог его убить.
— Да, вижу, с холодным оружием у тебя все в порядке, — сказал он сиплым голосом.
Мне понравилась его реакция. Я окончательно простил ему «шпендрика».
— Где научился?
— Мой отец был боевой офицер. А что ты хотел мне показать?
— Да так, пару приемчиков. Если ты безоружен, а на тебя нападает амбал с армейским ножом…
Он наклонился, закатал штанину на правой ноге и снял с укрепленного на голени ремня настоящее боевое оружие. Клинок сантиметров шестнадцать, широкий, рукоятка с гардой, кожаные ножны.
— Это «Клык», — с гордостью сказал Фашист. — Разрабатывался специально для диверсионных подразделений армейской разведки. Полгода его добывал.
— А теперь я его конфискую, — раздался сзади голос Вадима, и на нож легла растопыренная пятерня. — А ну-ка, марш в дом, молодняк.
— Но, командир… — обиженно запротестовал Фашист.
— Приказы не обсуждаются, а исполняются. Быстро, я сказал.
В доме Фашист продолжил умолять командира взглядом из-под лохм, свисающих на очки. Вадим бросил нож на свободный стул, оглядел всех и коротко велел:
— У кого что есть, все сюда.
После недолгого раздумья несколько человек неохотно поднялись и пошли отыскивать свои рюкзаки. На стул рядом с ножом Фашиста легли два автоматических пистолета с запасными обоймами, один крупнокалиберный револьвер, пистолет-пулемет со складным прикладом и глушителем, малогабаритный автомат иностранного производства. Вадим покачал головой:
— Как дети, ей-богу. — И посмотрел на меня. — А у тебя что? Выкладывай, не стесняйся.
Я выложил из сумки две оборонительные гранаты и диктофон. Вадим поднял брови.
— Где «эфки» добыл?
— У бомжа выменял. Ему на опохмел не хватало.
— Ясно. — Вадим взвесил на ладони одну гранату. — То ли рванет, то ли нет. Ну а диктофон-то зачем?
— Писать хронику войны, — ответил я.
— Угум. — Он задумался. — А зачем?
— Для потомков. Чтоб знали. Ты же сам историей занимаешься, должен понимать.
