Андрей Столяров - Малый апокриф
Век затворничества. Выбор: Завтра та же скука. Кроха Памяти: Иона. Рыба.
Звезды. Хор чертополоха.
Помолись Кресту, Поклонись Хвосту, Курной заре На Лысой горе.
Поклонись Воде В звездяной Отел.
Неба донный чан Волос пьет мыча.
Поклонись - где кус Хлеба, Иисус, Молоко и рог, И желтый Сварог.
Семилиста вар Нервен и яр.
Глазами косит Черный бог Руси.
ВРЕМЯ ОКРАИН
Смысл волоса, воды и воска.
Железный ленинградский май.
Душа отравлена. И мозга Дымится серый каравай.
Смеяться, плакать - бесполезно.
Семь раз - храни тебя от бед!
На грудь мою, как май железный, День горя обручем надет.
Проходят страшные приметы: Не жить - ни вместе и ни врозь.
Судьба моя в начале лета Торчит, как в стенке ржавый гвоздь.
Язык горчит, как ложка перца.
Час тянется длинней, чем век.
А то, что называют сердцем, Все - гонит, гонит черный бег.
Пустое лето. Не с кем говорить.
Друзья, как птицы, потянулись к югу.
И негде сердце водкою залить, И жизнь идет по замкнутому кругу.
От жизни помогает лишь запой.
От сердца - водка лучшее лекарство.
А день стоит - веселый, золотой И радостный, как в раннем христианстве.
Цветут, как идиоты, тополя.
Настанет ночь. И ничего не будет.
И скоро заблаженствует земля, Где от жары, как мухи, вымрут люди.
Меня не будет больше никогда.
Какое лето! Я - все глуше, глуше.
Скорей, дожди! Скорее, холода!
Я кроме вас здесь никому не нужен.
Глухие сны. Столбы фонарные.
Дом. Переулок. Память. Дом.
Что - истощен, как тень под нарами: И в цинковом, и в золотом.
Что - многолетиями, милями, Воспоминаниями вспух.
Перелистай его извилины: Канава. Чахлый. И лопух.
И виснет башенными кранами, В серпах на тросах и в осях Коробчатая глушь окраины, Рога сквозь выси пронося.
Дом. Переулок. Многолетие Пожаров. Переулок. Дом.
Все триста лет. И все - бессмертие: И в цинковом, и в золотом.
Все триста лет. Ободья ржавые.
Дымит, дымит Звезда Полынь.
Что - память? Гарь. Самодержавие.
Глухие знаки Каббалы.
Канала сон кривой, насквозь зеленый.
Июнь всех прочих месяцев страшней.
Пух тополиный - прах - и воспаленный, И ледяной у месяца в клешне.
Дом. Серый лоб. Потрескавшийся камень.
Не набережная, а - обгоревший шлях, Где тополя белеют стариками Столетними - на мертвых костылях.
Забор. Канава. Целлулоид куклы.
Тоска воронья. Пересохший ров.
И в небе - фиолетовые угли, Останки обитаемых миров.
Пласт времени из всех, что есть, раскопок, Где в смерть, как в полночь, душу окунав, Бродил меж ящиков, досок и пробок Презревший дом и память аргонавт.
В пустыне сора. Никого не встретив.
Как перст один. Вдыхая страх и зной.
И, следовательно, есть на свете Посредник между богом и землей.
И, следовательно, под вороньим граем, Закрытая в бессонницу тщеты, Еще жива в империи окраин Власть посоха и нищеты.
Канала сон кривой. Тоска. Эпоха Брюхатых послухов. Канава. Птичий гам.
Возврата нет. Кусты чертополоха Торчат - как вороги по берегам.
Играют Моцарта, играют без конца, До бледности, до синевы лица.
В нас обморок тысячелетий врос, И воздух бел шуршанием стрекоз.
Я душу паутинную сотку Бессмертную в пылающей пыли.
А там игла идет по ободку, Как будто по экватору Земли.
Как будто по экватору Земли, Царапает - все тоньше и больней.
И мы сидим - от музыкальной тьмы, Как идолы, остолбенев.
Ведь для того, чтоб в смерти сквозняка Вселенной - человек был тих и слаб, Не нужно никакого языка, Вина, любви и затененных ламп.
Не нужно никакого языка.
Мы в пламени и так уже горим.
А в сердце равнодушный музыкант Льет музыки новокаин.
Ах, лето золотое, И слепок солнца матовый, И пух больниц, который Всю душу мне выматывал, Кружась. И переулок, Где пьют настой веселия, Крах гостевого гула, Как решетом, просеивал.
А в гроб кладут ли краше?
А есть ли жизнь загробная?
Выпытывать ведь страшно Отдельные подробности.
Как будто на кровати: Ударили и бросили.
Мне сил уже не хватит, Не доживу до осени.
Ведь все позакрывали, И шторы занавесили, И умерли трамваи.
Как этим летом весело!
Окраина времен. Пылают быль и небыль.
Огонь июля жжет. И улицы кессон Мучительно горит. И раковина неба Бесцветна, как моллюск, - впитав дневную соль.
Как еле слышный звук в огромном этом ухе, Невидимо ничуть сошла - и след простыл Эфирною слезой напраслина науки: Любить без памяти и из последних сил.
Не хочется дышать - такая лень и тягость.
Такой струится пух. Такая сушь стоит, Что пазухи дерев потрескались, и влага Надкостницы ствола, как зеркальце, блестит.
Так пусто и светло. Так чист кессон осиный.
И что-то - без чего мир чахнет и слепит В груди в полсердца спит, как долька апельсина, Утратившая вкус и странная на вид.
Угар газетных эпидемий: Корь на листах, на чашах лобных.
Опять проклятый академик Ругает и клевещет злобно.
Сидел бы уж в библиотеке, Или оклад, считает, - слабый?
Да я за этакие деньги Быстрее всех голосовал бы.
Опять черны глаза листами И заголовки дышат жарко, Опять мухлюют в Пакистане И угрожают нам эмбарго, И ОСВ отодвигают Под шум продажного эфира, Общественность - пренебрегая И вопреки народов мира...
Идут дожди. Мутнеет небо.
Стареет кровь и стынут пальцы.
Боюсь, пойдешь с утра за хлебом, А во дворе - одни китайцы.
Умирает лето. Собирают строки Жизни и раздора в медленных стихах.
Умирает лето. Отошли все сроки.
Погибает солнце в черных лопухах.
Погибает солнце. Темен круг сознанья.
Опустело сердце. И душа - слепа.
Умирает лето. В тихом мироздания Выцветает к ночи неба скорлупа.
Остывает город, как больной в постели Кто предложит богу черный хлеб и кров?
Жизнь уходит, словно кровью из артерий Брошенных в пустыне старых городов.
Погибает солнце. Бродит воздух пьяный.
Истирает время старости ладонь.
Умирает лето - мукой фортепьяно.
Исчезает века - парус золотой.
ТОРГОВЫЙ РЯД
(поэма)
Я в этот город сонный врос, Его кошмары - мной хранимы, Здесь лапу мягкую на мозг Накладывает шизофрения, Пустыня камня и воды, Забытых жизней средостенье.
Слепому нужен поводырь, Чтоб голову не бить о стены.
Я в этом крошеве ночей Наматываю километры, Как колокол на каланче, Друзей не зная, кроме ветра, И медным шаром первый час Выкатывается на дорогу: Расстаться надо? Хоть сейчас!
Проститься надо? Ради бога!
Жить в этом каменном бреду?
В Рядах Торговых стлать рогожи?
Я лучше - сгину, пропаду, Чтоб - никогда, ни капли больше!
Глотая дым, глотая гарь, Клубами пыльного отрепья, Излистанные, как словарь, Поспешно давятся деревья.
