Роберт Хайнлайн - Миры Роберта Хайнлайна. Книга 13
— Это произведение искусства — и платить за него одно удовольствие. Но не беспокойтесь: вы же знаете, я не могу не делать деньги.
— Да, знаю. Никогда не мог понять, почему вас так интересуют игры. Правда, за них хорошо платят.
— Вы ошибаетесь. Игры меня совершенно не интересуют. Разве вам случалось видеть, чтобы я истратил доллар или кредит на любую из моих игр? Я с детства ни во что не играл. Мне совершенно ясно, что одна лошадь может бежать быстрее другой, что шарик останавливается на красном или черном, а тройка бьет две двойки. И видя эти примитивные игрушки, которыми взрослые люди забавляются, я невольно представляю себе нечто более сложное и увлекательное. Когда мне надоедает сидеть без дела, я делаю эскиз такой игрушки и отсылаю своему агенту. В итоге появляются новые деньги. — Гамильтон пожал плечами.
— А что же вас интересует по-настоящему?
— Люди. Ешьте суп.
Монро-Альфа осторожно попробовал похлебку — на лице его отразилось удивление, и он принялся за дело всерьез. Гамильтон, улыбнувшись про себя, пустился его догонять.
— Феликс…
— Да, Клифф?
— А почему вы причислили меня к девяноста восьми?
— К девяноста восьми? Вы имеете в виду обзор кислых рож! Ну, дружище, вы это заслужили. Если за этой смертной маской прячутся довольство и веселье — значит, вы умеете их прекрасно скрывать.
— Но мне не от чего быть несчастным!
— Насколько я знаю, нет. Но и счастливым вы тоже не выглядите.
Еще несколько минут они ели молча. Потом Монро-Альфа возобновил разговор:
— А знаете, это правда. Нет.
— Что «нет»?
— Я не счастлив.
— Да? М-м-м… Почему же?
— Не знаю. Если бы знал, то что-нибудь бы предпринял. Мой семейный психиатр не может определить причины.
— Вы не на той волне. Психиатр — последний, к кому следует с этим обращаться. Они знают о человеке все — за исключением того, что он такое и что заставляет его тикать. И кроме того, случалось ли вам видеть здорового психиатра? Да на всю страну не сыщется и двух, которые смогли бы пересчитать собственные пальцы и дважды подряд получить одинаковый результат.
— Он и вправду был не в состоянии мне хоть чем-нибудь помочь.
— Разумеется, нет. И знаете почему? Потому что он исходил из предположения, будто с вами что-то не в порядке. Естественно, он не смог ничего найти и зашел в тупик. Ему и в голову не пришло, что с вами все в порядке, но это-то непорядок и есть.
Монро-Альфа казался утомленным.
— Не понимаю. К тому же он сказал, что нашел ключ.
— Какого рода?
— Но… я ведь представляю собой девиант, вы же знаете.
— Знаю, — кивнул Гамильтон. Генетическая родословная друга была ему достаточно хорошо известна, однако он не любил, когда тот вспоминал об этом. Что-то в Гамильтоне противилось мысли, будто человек непременно и неотвратимо следует схеме, навязанной ему генетическими программистами. Больше того — он вовсе не был убежден, что Монро-Альфу следует считать девиантом.
Девиант — термин, вызывающий вопросы. Когда человеческие зиготы, образующиеся в результате слияния двух половых клеток-гамет, отличаются от тех, что были предсказаны генетиками, но не настолько, чтобы уверенно классифицировать их как мутацию, на сцене появляется слово «девиант». Вопреки расхожему мнению, это не термин, применимый для характеристики конкретного феномена, а просто обобщающий ярлык, прикрывающий недостаточность знания.
Монро-Альфа (именно этот Монро-Альфа-Клиффорд, 32-847-106 Б 62) — явился на свет вследствие попытки воссоединить две первичные линии Монро-Альфа и тем самым возобновить и укрепить математический гений его знаменитого предка. Однако математический гений заключен не в одном гене или даже группе генов. Предполагается, что это скорее всего комплекс генов, организованных в определенном порядке.
К несчастью, оказалось, что в линии Монро-Альфа этот комплекс генов тесно связан с невротической характеристикой, снижающей способность к выживанию. Природу этой характеристики не удалось определить и привязать к какой-либо группе генов. Вроде бы было установлено, что такая взаимосвязь не является непременной, и потому инженеры-генетики, выбиравшие конкретные гаметы, которые должны были вызвать к жизни Монро-Альфу Клиффорда, полагали, будто исключили нежелательную черту характера.
Сам Монро-Альфа Клиффорд так не думал.
— Знаете, в чем ваша беда, дружище? — Гамильтон наставительно ткнул в его сторону пальцем. — По глупости вы ломаете голову над тем, чего не знаете. Ведь ваши конструкторы уверяют, что сделали все возможное, чтобы исключить из вашего «я» те черты, которые заставили вашего милого прадедушку Уиффенпуффа разводить ужей-полосатиков в собственной шляпе. Существует, конечно, вероятность, что им это удалось не в полной мере. Но кто заставляет вас верить в это?
— Мой прадед ничего подобного не делал. Некоторая склонность к агедонизму, тенденция к…
— Так зачем же вести себя так, словно его надо было выгуливать в наморднике? Вы меня утомляете. Родословная у вас чище, чем у девяноста девяти человек из ста, а карта хромосом четче и правильней шахматной доски. А вы все скулите по этому поводу. Как понравилось бы вам оказаться дикорожденным? Носить перед глазами линзы? Страдать от дюжин отвратительнейших болезней? Или оказаться без зубов и жевать искусственными челюстями?
— Разумеется, никто не хочет быть дикорожденным, — задумчиво отозвался Монро-Альфа, — впрочем, те из них, с кем я сталкивался, выглядели достаточно счастливыми…
— Тем больше у вас оснований покончить со своими страхами. Что вы знаете о болях и болезнях? Вы не можете судить о себе сегодняшнем, как рыба не в силах оценить воду. Доход у вас втрое больше, чем вы способны истратить; высокое положение и любимая работа — чего еще желать?
— Не знаю, Феликс, не знаю… Но чего-то, сам не понимаю чего, мне не хватает. И не давите на меня больше.
— Ну хорошо, простите меня. Займемся лучше обедом.
В буйабессе было несколько крупных крабьих ног, и Гамильтон положил одну из них на тарелку Клиффорда. Монро-Альфа с сомнением посмотрел на деликатес.
— Не будьте столь подозрительны, — посоветовал Гамильтон. — Смелее, попробуйте.
— Как?
— Возьмите ее в руки и раздавите скорлупу.
Монро-Альфа попытался последовать его совету, однако отсутствие опыта не замедлило сказаться — жирная, скользкая крабья нога выскользнула у него из пальцев; он попытался было ее поймать, но она улетела за перила балкона. Монро-Альфа стал подниматься из-за стола, но Гамильтон удержал его:
