Мюррей Лейнстер - Время умирать
— Похоже, что мы в тупике, приятель. Я рассказал тебе почти все, что слышал от Феллендена. Если у тебя ничего ие получается… — поколебавшись, Хромой добавил, — есть еще одна деталь, про которую он как-то упомянул. Он говорил: «Откуда мы вообще знаем, что находимся именно на том временном пути, а не на другом? Чем они отличаются друг от друга? Почему мы уверены, что время движется? Как мы узнаем, что путешествуем во времени?»
Роднёю было больно глотать.
— Берклианская философия, — сказал он хрипло. — Я вижу, слышу и ощущаю ту действительность, в которой нахожусь. Поэтому она реальна для меня. Что я ощущаю, то и реально. Чего я не ощущаю…
И тут он закричал, вцепившись в прутья решетки. От восторга его язык стал заплетаться:
— Вот оно! Вот как затормозить себя во времени! Когда ты прислушиваешься к тиканью часов, секунды кажутся длиннее! Если ты еще больше обостришь свое восприятие, замечая все более тривиальные вещи, ты еще сильнее замедлишь свою скорость движения во времени. Вот он — первый шаг!
В наступившей тишине маленькое пятнышко лунного света было ярким и четким. Оно находилось в нескольких дюймах над дверью противоположной камеры. Родней возбужденно продолжал:
— Затем ты полностью отключаешься от настоящего времени. Настоящее реально потому, что оно значимо для нас Ты отрешишься от всего, что связывает тебя с настоящим. Вещь, которая ничего для тебя не значит, не имеет права на существование. Когда ты обрежешь все связи с настоящим, ты оставишь весь багаж позади. Когда это сделано, ты будешь готов к прыжку, к тому, чтобы покинуть эту реальность. . И тогда ты сможешь заменить воспоминание о событии, которое произошло полсекунды назад, на ощущение этого события. И если тебе это удастся, ты победил! Ты начал путешествие назад во времени!
Он тряс в темноте прутья решетки, слезы торжества выступили у него на глазах. Он разработал безошибочный экспериментальный метод, в котором так нуждался! Его лицо сияло.
Негромко прозвучал голос Хромого:
— И что же дальше, приятель?
— Дальше, — вскричал Родней возбужденно, — когда ты больше не связан с настоящим, нужно возвратиться к событию, которое определило данную ветвь времени. Ты должен выбрать его еще до того, как начнешь обратный путь. У тебя не будет такой возможности по дороге назад. Ты должен представить себе тот момент, когда неверно выбрал поезд, и сделать там остановку. Тогда ты сможешь пересесть на нужный поезд, отправиться на нем в путь и возвратиться в настоящее в параллельной ветви времени — в тот же день и час, но в другой реальности. В другом мире, Хромой! И туда-то я и собираюсь отправиться!
Долгая тишина. Наконец, в темноте снова раздался голос Хромого:
— Ага… понимаю… отключиться от настоящего. От всего, что случилось с тех пор, как ты совершил неправедный поступок… Ага… Вот оно… Я не понимал раньше. У меня припрятано кое-что… деньги, понимаешь… Все время, пока я пытался вернуться назад во времени, я помнил об этой заначке… рассчитывал на нее. Но если я действительно вернусь назад, этих денег не будет на том временном пути, по которому пойдет мой поезд. Теперь я все понял…
Руки Роднея крепко сжали прутья решетки. Он смотрел на медленно ползущее пятнышко лунного света, ощущая, как мерно, спокойно вздымается его грудь, как нервное напряжение покидает его измученное тело. В чудовищной неподвижности дома смерти он слушал биение собственного сердца.
Снова донесся голос Хромого, мрачный и негромкий.
— Похоже, мне придется проделать длинный путь назад, парень. К тому времени, когда я был еще ребенком, думаю. . Да. . Долгий путь. Весь путь!
Тишина. Родней сконцентрировался. Он знал, что существует немного людей, обладающих столь же мощным и дисциплинированным мыслительным аппаратом. Он чувствовал — и это ощущение дарило ему радость что скоро все печальные события, последовавшие за тем поступком, за той фатальной ошибкой, которую он совершил, окажутся вычеркнутыми из реальности. Они будут иметь место на ином временном пути. Они перейдут в разряд событий, которые могли бы произойти, если бы… Которые фактически уже не имеют к нему никакого отношения. Зная о приближающемся переходе в другую реальность, он смог отречься от них. Они уже не играли никакой роли. Они были просто его фантазиями, они не могли осуществиться и поэтому стали бессмысленными. Он рассматривал их теперь со все большей отстраненностью, прислушиваясь к своему дыханию и мерному биению сердца, фиксируя взгляд на размытом пятнышке лунного света, ползущем по стене.
Время замедлялось. Появились паузы при дыхании, увеличились интервалы между ударами сердца. Внезапно он начал различать фазы работы сердечной мышцы. Пятнышко света на стене перестало перемещаться.
Оно не двигалось. Теперь промежутки между ударами сердца стали чудовищно огромными. Ощущение триумфа переполняло Роднея. Последнее мгновение, которое было решающим в его плане, оказалось необычайно ярким. Все остальное не имело ни малейшего значения. Он воскресил в памяти тот эпизод с яростной силой, запечатлевая каждую его деталь. Пятнышко света слегка сместилось. Оно двинулось назад! Его скорость плавно нарастала!
Внезапно возник беспорядок и хаос, обладающие, однако, какой-то странной логикой. Была ночь, и был день, и снова ночь. Он метался с головокружительной скоростью то туда, то сюда, безвольно и без всякого усилия, как невесомый клочок пуха, увлекаемый безумными порывами урагана. Он двигался, подобно световой точке на дисплее, которая перемещалась с невероятной быстротой и без всякого сопротивления. Так проходили дни и ночи. Он пережил удивительные метаморфозы: он чувствовал, как непрерывно нарастает скорость преобразования. Теперь он воспринимал происходящее только вспышками. Мгновение — и он едет в машине. Вдруг автомобиль помчался назад, пейзаж по обочинам дороги слился в серые размытые полосы… Следующая вспышка — суд. Быстрые, нелепые движения людей… Мрак… И новое стремительно наплывающее воспоминание, вырванное из текущего вспять времени.
Неожиданно все прекратилось. Он находился в комнате, где лежал труп профессора Эднера Хейла. Он, Родней, совершил убийство. Он прикончил Хейла таким образом, что никто не мог связать с ним это преступление. Он проявил безумную жестокость. Казалось, какой-то дьявольский дух, почти лишенный разума, вселился в него. Было трудно поверить, что он, один из лучших ученых страны, нанес эти бессмысленные удары и продолжал их наносить даже после того, как профессор Эднер Хейл умер. Он создал себе превосходное алиби… Но именно тут и была совершена главная ошибка. Он осмотрел залитую кровью, разгромленную комнату. Он увидел стул, который остался неперевернутым в имитированном им хаосе.
