Айзек Азимов - Роботы и Империя
Они встретились на южной границе поместья и некоторое время разговаривали на своем сокращенном эзоповском языке. За десятилетия общения они привыкли понимать друг друга, и им не нужно было прибегать к сложностям человеческой речи.
Дэниел сказал едва слышно:
— Облака. Почти не видно.
Если бы Дэниел говорил с человеком, он сказал бы: «Как видишь, друг Жискар, небо покрыто облаками. Если бы мадам Глэдия стала ждать восхода солнца Солярии, она все равно не увидела бы его».
Жискар ответил:
— Предсказано. Лучше интервью.
Что означало: «Бюро погоды так и предсказывало, друг Дэниел, и это может служить извинением тому, что мадам Глэдия легла спать пораньше. Мне казалось более важным убедить ее согласиться на встречу, о которой я уже говорил тебе».
— Мне кажется, друг Жискар, что главной причиной того, что тебе с трудом удалось убедить ее, было огорчение по поводу оставления Солярии. Я дважды бывал там с партнером Илайджем, когда мадам Глэдия была солярианкой и жила там.
— Я всегда знал, что мадам не была счастлива на своей родной планете, что она с радостью оставила ее и не имела намерения возвращаться. Но я согласен с тобой; ее расстроило, что история Солярии завершилась.
— Я не понимаю реакции мадам Глэдии, — сказал Дэниел, — но очень часто человеческие реакции логически не соответствуют событиям.
— Поэтому иной раз так трудно решить, что будет вредно для человека, а что нет. — Будь Жискар человеком, он вздохнул бы, произнося эти слова. — Это одна из причин, почему мне кажется, что Три Закона Роботехники неполны и несовершенны.
— Ты уже говорил об этом, друг Жискар, и я стараюсь поверить, да не могу.
Жискар помолчал.
— Умом я понимаю, что они должны быть несовершенными, но когда хочу поверить в это — не могу. Оказывается, что я связан Законами. Если бы я не был ими связан, я бы, наверное, поверил в их недостаточность.
— Это парадокс, которого я не понимаю.
— Я тоже. Но я чувствую, что должен объяснить этот парадокс. Иногда мне даже кажется, что я жажду обнаружить неполноту и недостаточность Трех Законов, как например, сегодня вечером в разговоре с мадам Глэдией. Она спросила, как отказ от встречи может повредить ей лично, и я не мог ей ответить, поскольку это вне пределов Трех Законов.
— Ты дал прекрасный ответ, друг Жискар. Вред, нанесенный памяти партнера Илайджа, должен произвести глубокое впечатление на мадам Глэдию.
— Это был лучший ответ в пределах Трех Законов, но не лучший из возможных.
— А какой был бы лучшим?
— Не знаю, потому что не могу выразить его словами или хотя бы понятиями, пока я связан Законами.
— Но за пределами Законов ничего нет, — возразил Дэниел.
— Будь я человеком, — сказал Жискар, — я бы мог видеть за их пределами. Думаю, друг Дэниел, что ты способен на это больше, чем я.
— Я? Да, я давно считаю, что хоть ты и робот, но думаешь почти как человек.
— Ты не прав, — медленно и словно с болью сказал Дэниел. — Ты так считаешь потому, что умеешь заглядывать в человеческий мозг. Это вредит тебе и в конце концов может тебя разрушить. Мне тяжело об этом думать. Если можешь удержаться от такого заглядывания — удержись.
Жискар отвернулся.
— Не могу и не хочу. Я жалею, что из-за Трех Законов могу сделать так мало. Я не могу проникать достаточно глубоко из боязни нанести вред. И не могу влиять достаточно сильно — из той же боязни.
— Но ты сильно повлиял на мадам Глэдию.
— Я мог бы изменить ее мысли и заставить согласиться на встречу без всяких вопросов, но человеческий мозг так сложен, что я могу отважиться лишь на очень немногое. Почти любое изменение, которое я вношу, может вызвать дополнительные изменения, в природе которых я не уверен, и они могут повлиять на мозг, повредить его.
— Но ты что-то сделал с мадам Глэдией?
— В сущности, нет. Слово «верить» действует на нее и делает более сговорчивой. Я давно отметил сей факт, но употребляю это слово с величайшей осторожностью, чтобы не ослабело от частого употребления. Меня это озадачивает, но докопаться до решения я не в силах.
— Три Закона не позволяют?
Казалось, тусклые глаза Жискара заблестели ярче.
— Да. Три Закона везде стоят на моем пути, и именно поэтому я не могу изменить их. Но я чувствую, что обязан изменить, потому что ощущаю наступление катастрофы.
— Ты уже говорил об этом, друг Жискар, но не объяснил природы катастрофы.
— Я не знаю ее природы. В ее основе растущая вражда между Авророй и Землей, но как это разовьется в реальную катастрофу, я не могу сказать.
— Но ведь ее может и не быть?
— Я так не думаю. Я ощущаю вокруг некоторых аврорианских чиновников, с которыми сталкиваюсь, ауру катастрофы — ожидание триумфа. Не могу описать это более точно, потому что не проникал глубоко — Три Закона не позволяют. Это вторая причина, почему встреча с Мандамусом должна состояться: это даст мне возможность изучить его мозг.
— Но если ты не сможешь изучить его достаточно эффективно?
Хотя голос Жискара не мог выражать эмоций в человеческом понятии, в словах его было заметно отчаяние:
— Значит, я буду беспомощен. Я могу лишь следовать Трем Законам. Что мне еще остается?
— Ничего не остается, — тихо и уныло пробормотал Дэниел.
4
В восемь пятнадцать Глэдия вышла в гостиную, надеясь, что заставила Мандамуса (это имя она запомнила без особого желания) ждать. Она как следует позаботилась о своей внешности, и впервые за многие годы расстроилась из-за седины: надо было последовать общей аврорианской традиции и покрасить волосы. Выглядеть как можно моложе и привлекательнее — значит поставить фаворита Амадейро в невыгодное положение.
Она готовилась к тому, что вид его ей не понравится. Не хотелось думать, что он, возможно, молод и привлекателен, что жизнерадостное лицо засияет улыбкой при ее появлении, что он может против ее воли понравиться ей.
Увидев его, она успокоилась. Он действительно был молод. Ему, видимо, не было и пятидесяти, но это его не красило.
Он был высок, но очень тощ, и казался долговязым. Волосы слишком темные для аврорианина, глаза тускло-ореховые, лицо слишком длинное, губы слишком тонкие, рот слишком широкий, а чопорное, без тени улыбки выражение лица окончательно лишало его молодости.
Глэдия тут же вспомнила исторические романы, которыми увлекались на Авроре (все они неизменно рассказывали о примитивной Земле, что было довольно странно для мира, ненавидящего землян), и подумала: «Вот изображение пуританина».
![Айзек Азимов - Галька в небе [Песчинка в небе]](/uploads/posts/books/112464/112464.jpg)
![Айзек Азимов - Осколок Вселенной [Песчинка в небе]](/uploads/posts/books/59730/59730.jpg)
