Оружие-мутант - Антология американской фантастики
И вот 22 февраля 1919 года произошло событие, которое определило дальнейшую творческую судьбу Лейнстера: в журнале “Аргоси” появился его первый SF-рассказ “Сбежавший небоскреб”. Однажды, вспоминал автор, тяготясь очередной литературной поденщиной, он в сердцах написал издателю письмо, уведомив, что с печатавшимся там его сериалом покончено и что он приступил к произведению, первая фраза которого звучит так: “Все началось с того, что стрелки часов на здании “Метрополитен” пошли в обратную сторону”. В ответ его попросили показать законченную работу. “Я очутился перед дилеммой, - не скрывал позднее М.Лейнстер, - или написать рассказ, или признать, что я водил его за нос”.
В то время часы, красовавшиеся на здании страховой компании “Метрополитен”, одного из самых высоких строений в Нью-Йорке, считались городской достопримечательностью. Читатели журнала были просто в восторге от рассказа о потрясающем путешествии этого сооружения во времени - за сотни лет до того, как белый человек ступил на землю Северной Америки. К тому времени условности жанра фантастики настолько прочно вошли в сознание ее любителей, что их не слишком волновали очевидные нелепости в этом повествовании.
Закрепленный вскоре тремя другими рассказами в журнале “Трилл бук” успех был велик и уже не покидал М.Лейнстера на протяжении всей жизни. Через сорок три года его единодушно назовут в числе шести крупнейших писателей-фантастов современности. Его произведения, такие как “Первый контакт”, “Странное происшествие с Джоном Кингманом”, “Симбиоз”, “Компьютер по имени Джо”, “Одинокая планета”, “Исследовательский отряд” и другие станут классическими и будут кочевать со страниц одной антологии в другую на самых разных языках и в странах всех континентов. Уникальный до сих пор титул “старейшины” был присвоен М.Лейнстеру, конечно, не зря. Он отвечал ему по меньшей мере в четырех своих ипостасях.
Во-первых, родившись еще в XIX столетии, он действительно был “патриархом” хотя бы по своему возрасту. Во-вторых, он стал писать в жанре SF за семь лет до появления самого этого понятия, т.е. М.Лейнстер, в сущности, предвосхитил одно из крупнейших явлений нашего века. В-третьих, он стоит у истоков жанра и является одним из самых видных его мэтров, особенно в первый период, так сказать, “занимательного техницизма”. В-четвертых, М.Лейнстер - единственный из первопроходцев, кто не только выжил в дальнейшем, ошеломительно быстром качественном изменении SF, но и вновь задавал тон в ней. В этом смысле судьба М.Лейнстера поистине уникальна: физически и духовно он пронес эстафету от эпохи Жюля Верна до тех, кто и сегодня в фантастике является законодателем мод. Он как бы связал ниточкой своей жизни века XIX и XX. Эпоха подспудно вызревавшей к 20-м годам столетия научно-технической революции требовала своих бардов и жрецов в литературе. М.Лейнстер, изобретатель и “бойкое перо” от Бога, оказался как раз “нужным” ей человеком в “нужном” месте.
М.Лейнстер перестал писать в возрасте семидесяти лет. Умер он в 1975 году.
Специфика и место М.Лейнстера в феномене SF-литературы, несомненно, определили его стиль как писателя. В жанре, где центром притяжения выступают идея, события, наука и техника, не приходится требовать от автора раскрытия внутреннего мира героя, который в этих условиях становится уже не индивидуальностью, а просто индивидуумом, встроен в систему координат стандарта и схемы, эмоционально обеднен, живет в технизированном обществе. Все это в значительной степени характерно и для творчества М.Лейнстера 20-40-х годов, несомненного “певца твердой SF”.
Однако едва ли стоит абсолютизировать этот, в общем-то, объективный момент, тем более не учитывать при этом фактор саморазвития автора. Поэтому явно поспешил уважаемый фантаст Ж.Клейн, фыркнув в 1958 году, причем на примере всего лишь одного, да и не самого лучшего, произведения М.Лейнстера “Черная галактика”, в адрес “писателя- SF, любителя скорее всяческих там технических суперштучек, нежели исследователя человеческой сути”. Ведь, с другой стороны, этот столь критикуемый многими стиль позволил М.Лейнстеру просто и ясно, логично и занимательно подавать сюжеты, ловко выстраивать действие, профессионально трактовать бьющие из него неиссякаемым фонтаном оригинальные, как сказал бы Н.Бор, “безумные идеи”, придающие ему самобытность и неповторимость. К тому же печать времени и особенности тогдашнего этапа эволюции SF не смогли “засушить” его талант художника. Напомним, что критики М.Лейнстера неоднократно подчеркивали человечность его творчества, умение строить “превосходные диалоги”, создавать обстановку драматизма, так “закрутить” повествование, что “самые невероятные события по-настоящему волнуют” читателя (рецензия в “Сан-Франциско ньюс” на роман “Операция в космосе”).
Не стоит, видимо, исключать и вероятное влияние на него в молодости соратников по журналу “Уэйрд тейлз”. Речь идет о таких мастерах утонченного психологизма как Г.Ф.Лавкрафт, К.Мур, Р.Говард и др. В этом смысле показательно, что опубликованный там в 1925 году рассказ М.Лейнстера “Самая старая история в мире” о пытках в Древней Индии стал “гвоздем” номера и вызвал шквал откликов благодарных читателей. Его коллеги-писатели тогда единодушно сравнивали его с лучшими произведениями Р.Киплинга.
Нельзя не учитывать и того обстоятельства, что, взрослея вместе со всей SF-литературой, набираясь житейского и писательского опыта, “поздний” Лейнстер, поднимавший большие социальные, психологические и прочие, в том числе весьма далекие от техники, проблемы, выступал уже как более мудрый, по-философски вдумчивый и по-человечески щедрый душой художник. Таким он, в частности, выглядит в последней части знаменитой трилогии “Забытая планета”, создававшейся на протяжении тридцати трех лет.
Наконец, нравственный мир, а следовательно, и творческий почерк М.Лейнстера определяла глубокая религиозность писателя и всей его семьи. Он вдумчиво изучал католицизм и был непоколебимо -убежден, что вера способна дать человеку возможность жить в согласии с самим собой и окружающим миром. Хотя он не позволял себе выставлять свои религиозные убеждения на страницах книг, внутреннее влияние догм католицизма в его творчестве все же прослеживается. В частности, это касается неприятия им идей фрейдизма. Отсюда и отсутствие глубокого понимания мотивации поступков его героев, спорность ряда решений поднимаемых им в своих произведениях проблем. Вспомним, для примера, хотя бы лечение явно психического расстройства персонажей его повести “Ленточка на небосклоне” чисто физическими методами. М.Лейнстер приемлет, даже воспевает, противоборство человека силам природы, слепой стихии. Более того, он даже принимает идею борьбы человека с человеком, но не может согласиться с фрейдовской концепцией борьбы человека с самим собой.
