Святослав Логинов - Замошье
— Видите?.. — засмеялся Артем. — Дашка все знает, а попробуй местных спроси — тот же ответ: дудка. Есть у нас в Замошье одна — Панька. Знахаркой слывет, чуть не ведьмой. Я с ней говорил, так для нее и репей, и татарник, и даже лесной василек, все на одно лицо, всему одно название колючий дед! А вы говорите: динозавры вымерли. Хотя здесь их действительно нет, — продолжил он, перейдя на задумчивые и даже печальные интонации, как говорил всегда, когда начинал импровизировать какой-нибудь, чаще всего бесцельный розыгрыш. — Прав Жора, холодно для них. Здесь царство земноводных: тритоны в каждой луже, лягушки так из под ног и брызжут. И сохранились здесь древнейшие земноводные, а вовсе не рептилии.
— Величайшее открытие века — неведома лягушка! — проскандировал Андрюха.
Артем прикинул, что они уже незаметно прочвакали почти полпути до леса, и, вздохнув, сочувственно обратился к Георгию:
— Плоховато твой сын естественную историю знает. Объяснил бы ты ему, что был когда-то за Земле каменноугольный период, и жили тогда стегоцефалы — симпатичные такие зубастые лягушата, а вернее — тритончики, длиной до пяти метров…
— Правда? — восторженно переспросила Даша.
— Чего мне врать-то?
— И ты говоришь, они тут сохранились? — спросил Георгий.
Было непонятно, спрашивает ли он всерьез или разгадал приятеля и подыгрывает ему.
— Пятиметровых теперь, конечно, не встречается, — отступился Артем, а вот метр, даже полтора, это запросто. Местные их называют гадами, как змей. А иногда говорят: ящера. Ящерка — маленькая, так обычных ящериц кличут, а ящера — большая, это стегоцефал. Лежит такая тварь в мокрой траве, пасть распахнута — живой капкан да и только. Его не заметишь, пока прямо на хвост не наступишь.
— И тогда он тебя слопает.
Артем не разобрал, кто сказал это, но среагировал мгновенно:
— Нет, конечно. Стегоцефалы добычу целиком глотают, так что человека ему не одолеть, разве что Дашку. Они лягушек едят, зайца могут схватить зазевавшегося, куропатку. Ну, еще падаль едят, дрянь всякую.
— Чего тогда его бояться? Пойти да поймать… — голос Андрюхи звучал неуверенно, боясь, что его сейчас поднимут на смех, он оставлял себе путь к отступлению, но серьезный вид взрослых и правдоподобные детали начинали убеждать.
— Ты попробуй. Во-первых, стегоцефал зверь редкий, можно здесь всю жизнь прожить и ни одного ни увидать. На открытый мох он не выползает, в сухом лесу не встречается, прячется в кустах у речажин, в мокрых завалах. Ты там без топора шагу не сделаешь, мимо пойдем — покажу. К тому же, стегоцефалов ловить не так уж безопасно. Это тупая тварь, хватает все, что движется. Стегоцефал — значит плоскоголовый. Здоровая зверюга, а ума ни на грош. Я с ними дважды встречался, и охоты их ловить эти встречи мне не прибавили. Первый раз я просто струсил и удрал. А второй и того хуже. Я его не заметил, так он мне в сапог впился. Приличный экземпляр сантиметров семьдесят. Сапог прокусил, я еле ногу успел вытащить. Потом полчаса мучился, пока сапог отнял.
— Зачем отнимать, он все равно уже прокушенный, — скорее для порядка придрался убежденный рассказом Андрей.
— Что же мне потом в одном сапоге тащиться? Но главное не это. Желудок у стегоцефала, конечно, луженый, что угодно переварит, но резинового сапога и ему не осилить. Заглотал бы сапог, а потом издох. Жалко.
— Я бы, — сказал Андрей, — схватил его, когда у него зубы в резине увязли, и связал.
— Чем? Штанами? — вмешался Георгий. — А потом тащил бы его на руках. Сколько там было верст?
— Пять.
— Вот именно. Тоже удовольствие хорошее.
— Я бы все равно его поймал, — не сдавался Андрюха, но тут же, спохватившись, невпопад брякнул: — Только никаких стегоцефалов нет, это вы выдумываете.
— Есть! — сказала Даша. — Я сама видела. Вот такой, — она развела руки. — Только я думала, это крокодил. Он в кустах за деревней у ям, где раньше лен мочили, прячется.
«Вот и союзник появился», — подумал Артем, а вслух сказал:
— Зачем его ловить, пусть себе живет. Сами подумайте, мы в Европе. До Питера триста километров, до Москвы немногим больше. Если там узнают о доисторических чудовищах, сюда миллион самодельных натуралистов нагрянет. Каждый первым делом захочет чучело набить. Так они за месяц не только стегоцефалов, но и простых лягушек повыведут.
Беседуя таким образом, путешественники добрались к следующему острову, низкому и болотистому, где, словно подтверждая слова Артема, на каждом метре тропки нежились в лучах низкого солнца десятки разнокалиберных лягушек. Затем тропа по широкой дуге огибала повалившийся горелый лес. Покрытые мохом деревья лежали внахлест в несколько ярусов. Мох и мелкая травка нивелировали местность, путь казался довольно ровным, так что Георгий неосмотрительно предложил пройти прямиком.
— Давайте, — согласился Артем, но сам остался на тропе.
Андрюха, балансируя на стволах, углубился в завал метров на пятьдесят, но потом сорвался и по пояс провалился в выгоревшую яму, по счастью сухую.
— Хватит, — испугался Георгий. — Ноги переломаем.
— Скажи лучше — стегоцефал утащит, — добавил Андрей.
Они сняли Дашу, качавшуюся как на качелях на конце елового хлыста, и вернулись на тропу. Дорога, обходя гиблое место, вывела их к лесу. В лесу уже начинало заметно темнеть, так что разговор сам собой прекратился. Лишь когда они вышли в поле, и вдали в призрачном свечении белой ночи обозначились шиферные прямоугольники деревенских крыш, Даша спросила:
— Папа, а если стегоцефала очень-очень хорошо кормить, он пять метров вырастет?
— Вряд ли, — ответил Артем. — Уцелела только мелкая разновидность. Полтора метра — предел. А что, тебе мало?
— Мало, — вздохнула Даша. — Я хочу пять.
— Да нет никаких стегоцефалов! — жалобно выкрикнул Андрюшка. — Дядя Артем, ведь это вы смеетесь!
— Я смеюсь? — удивился Артем. — Ничуть. Я серьезен, как никогда. Я даже ни разу не улыбнулся. А тебе, друг мой, не мешало бы осознать, что природа, равно как и наука, умеет много гитик. Скажи, где пролегает северная граница распространения цикады?
— Я почем знаю? — буркнул Андрюшка.
— Так я подскажу. На широте Москвы. Вернешься в город — проверь в энциклопедии. А сейчас дойдем до поворота — и сам услышишь.
Они прошли еще немного, Артем остановился, повелительно поднял ладонь. И словно в ответ на этот знак из травы грянул такой оглушительно-переливчатый серебряный звонок, что он сразу заглушил и самозабвенное стрекотание кузнечиков и скучную песню коростеля, сходную с треском заводимых часов.
