Василий Головачев - Сборник "Этические уравнения"
Кто-то постучал в дверь.
– Можно?
Арсений Васильевич вздрогнул, сосредоточиваясь на реальном:
– Не заперто.
Вошел мрачный, как обычно, приземистый, тучный, с тяжелым морщинистым лицом Юрий Филиппович Руденко, начальник соседней лаборатории:
– Один кукуешь? Чего домой не идешь? Уже девятый час.
– Собираюсь, – ответил Арсений Васильевич отчего-то виноватым голосом. – Да и кто меня ждет, холостяка?
– Кота заведи. Или собаку.
– За ними ухаживать надо, а я ленивый. Да и возраст подошел, когда уже за мной бы кто поухаживал.
Руденко окинул фигуру Гольцова критическим взглядом:
– Ты еще ничего себе выглядишь, спортивно, только залысины появились, да и то они тебя не портят, площадь лба увеличивают.
– Спасибо на добром слове, – улыбнулся Арсений Васильевич. – С чего это ты мне сегодня комплименты даришь? Денег хочешь занять? Или случилось что?
Руденко еще больше помрачнел:
– Проблемы, мать их за ногу!
– У кого их нет? Что за проблемы?
Руденко закурил, походил из угла в угол кабинета, плюхнулся на стул:
– Сосед у меня съехал, квартиру продал, в новый район жить подался.
– Ну и что?
– А на его место кавказец поселился.
– Чечен, что ли?
– Азербайджанец.
– Ну и черт его дери, тебе с ним не за одним столом сидеть.
– Во-первых, он весь свой родственный кагал к себе перетащил, человек девять, а во-вторых, тихо они жить не умеют. В шесть утра уже стук-грюк начинается, а заканчивается после двенадцати. Я уже и увещевать ходил – спать же не дают, заразы, и грозился милицию вызвать – ничего не помогает.
– Закон же вышел, после одиннадцати шуметь нельзя.
– Им закон не писан. Я уже всех черных ненавидеть начинаю тихой ненавистью. Какого хрена им здесь надо? Приехали в Россию – так живите по нашим законам, а не по своим!
– Я тебя понимаю. Никто из нас не любит «лиц кавказской национальности». Мой сын в Муроме живет, тоже как-то жаловался на южан. А дочь, москвичка, вообще утверждает, что Москва уже на треть принадлежит кавказцам. Она в гимназии работает, и у них там пришлый семнадцатилетний чеченец – семья переехала – вдруг повесился. Представляешь? Влюбился в четырнадцатилетнюю девчонку, русскую, восьмиклашку, а ее родители, когда узнали, высказались однозначно: «Никаких черных в нашем роду не было и не будет!» Так ты знаешь, о чем больше всего мать этого чеченца горевала?
– О чем?
– Она убивалась, что ее сыночек не дождался пятнадцатилетия девочки.
– Ну и что?
– По их обычаям после пятнадцатилетия можно девушку украсть и заставить жить в семье молодого человека.
– Бред!
– Не бред, Юра, почти все кавказцы так и живут – по-волчьи. И это действительно проблема – жить рядом с ними. Я тебе сочувствую. Вспомни, когда начались этнические раздоры в Баку и Сумгаите, мы им сочувствовали. А они нас за это люто ненавидели! Вообще за то, что мы русские. Да, они делают ту работу, за которую мы от лени своей не беремся, обслуживают, чистят дворы, улицы, офисы, торгуют фруктами и всякой всячиной и при этом ведут себя как хозяева жизни, закрепляются в городах, везде утверждают свои «порядки» и подчиняются только своим желаниям.
– Это паскудство!
– Это страшно, Юра! Если их не останавливать, когда-нибудь они просто вышвырнут нас с нашей же земли!
– Ну, это мы еще посмотрим. – Руденко почесал нос, чихнул, встал. – Очень я надеюсь на возродившуюся русскую общину. Не даст она нас в обиду. Ладно, не будем о грустном. Пойду домой, снова воевать буду с соседями.
– Ты попробуй не воевать, лаской взять.
Юрий Филиппович усмехнулся в усы:
– Они только своих стариков слушаются. Попробую найти главных, может быть, помогут. До завтра.
Дверь закрылась.
Арсений Васильевич посидел немного, катая по столу карандаш, потом собрался, закрыл кабинет и поехал домой, продолжая размышлять над причинами нелюбви соотечественников к «лицам кавказской национальности». В принципе, он не особенно следил за политическими и социальными новостями страны, но его частым собеседником был не кто иной, как полковник ФСБ в отставке Феликс Держанский, который хорошо ориентировался в проблеме и аргументированно отстаивал точку зрения спецслужб: «Вор должен сидеть в тюрьме, а кавказец – на Кавказе». По мнению соседа, Москва заполнена выходцами из южных краев уже почти на сорок процентов, и ситуация продолжает ухудшаться. А вместо того чтобы регулировать приток эмигрантов в столицу, правительство создаёт удивительные программы «формирования у коренного населения толерантного сознания, профилактики экстремизма и воспитания культуры мира». Что, естественно, вызывает в ответ стихийные и полуорганизованные акции протеста или такие движения, как скинхеды и национал-патриоты. Сосед предлагал свою программу: ограничить миграционный поток на уровне закона, как это сделали власти Берлина и Парижа. Там гражданство получить труднее, да и вид на жительство дают не в столицах или крупных городах, а в деревнях. Хотите жить у нас? Езжайте в деревню, работайте наравне с другими, поднимайте уровень сельского хозяйства!
– Наших, значит, чиновники заставят быть толерантными, – горячился полковник, – а кто заставит кавказцев? Они же решают свои проблемы не по русским законам, а по своим племенным.
Арсений Васильевич не во всем соглашался с Держанским, но тоже знал – по рассказам дочери, что москвичи меняют квартиры, как только в доме становится много южан, и считал, что эту тенденцию надо как-то переламывать.
На город опустилась метельная ночь, вдоль улиц зажглись фонари, высвечивая струи летящего снега.
Арсений Васильевич закрыл машину в «ракушке», прошелся по двору, разглядывая светящиеся окна дома. Остро захотелось горячего чаю.
Сквозь падающий с неба снег вдруг выметнулась стая ворон, собралась над детской площадкой в шар. Арсений Васильевич почувствовал знакомый взгляд сверху и понял, что его ждет работа. Подобные необычные явления всегда сигнализировали о приближении очередного сеанс а, что указывало на прямую слежку за оператором, то есть за самим Арсением Васильевичем, со стороны неких сил, которые Гольцов называл Системой Коррекции, или СК. Но он так давно занимался коррекцией запредель я, что привык и не переживал, как прежде, осознав, что находится под контролем. Было бы хуже, если бы он не верил в благие намерения Системы, а он – верил.
Вспомнилась вторая встреча с «хорошими людьми».
К нему пришли прямо в кабину «А» – Арсений тогда служил в армии лейтенантом, в зенитно-ракетных войсках (радиоинститут имел военную кафедру), гарнизон располагался недалеко от поселка Пограничный в Уссурийском крае, на китайской границе – двое в штатском и напомнили его обещание помогать им, данное при первой встрече; она состоялась еще в Рязани. Визитеров этих Арсений почти не запомнил, они были обычными неприметными людьми с простенькой внешностью, какие тысячами населяют города и поселки России. Запомнил только, что у одного из них был черный ноготь с вытисненным на нем золотым крестиком.
