Андре Лори - Рубин Великого Ламы
— Я весь к вашим услугам! Это чудный рубин… Но неужели вы бы желали также и от него освободиться? — спросил почти со страхом мистер Купер, лицо которого покрывалось всеми цветами радуги в ожидании ответа молодого человека.
Прежде чем ответить, француз взял необыкновенный камень и подержал его некоторое время в руках; потом, подняв его в уровень с глазами, он стал смотреть, как свет, проходя через полупрозрачный камень, сверкал в нем точно пламя.
— Жаль с ним расстаться, не правда ли? — вздохнул он с грустной улыбкой. — Но, наконец, ведь я не шах персидский, не принц индийский, не прекрасная женщина!.. Да! я его продам… если получу соответствующую цену…
При этих словах волнение мистера Купера дошло, кажется, до высшей степени, лицо его все более и более изменялось. Он вынул из кармана батистовый платок и отер лоб. Действительно, несмотря на свежесть утра, вся недавно выбритая физиономия честного торговца покрылась потом.
— В таком, случае, если вы этого желаете, — проговорил он дрожащим голосом, — мы попробуем дать ход этому делу.
И, схватив камень жадными руками, он опять принялся его рассматривать; то приближая, то удаляя от глаз, он заставлял свет играть в его гранях; щупал его и с любовью нежно глядел на него. Никогда никакой любитель картин, открывая где-нибудь позади лавки торговца старыми вещами истинную картину Рембрандта или Тициана, скрытую под массой запыленных дрянных картин, не почувствовал бы радости более сильной.
— Значит, вы хотите мне доверить ваш камень? — сказал он с трепетом.
— Да, я его вам доверяю!
— Благодарю! — воскликнул ювелир, желая побороть волнение, которое начинало сжимать ему горло, — ведь он, имея в руках в продолжение своей жизни множество красивых камней, никогда не встречался с таким чудом; мистер Купер попробовал шутить.
— Что особенно интересно в этом деле, — заговорил он с нервным смехом, — так именно, что нельзя даже подозревать вас в похищении. Ах! такой камень легко было бы узнать… Никто во всем мире не обладал таким колоссом! Сколько я знаю, ни в одной коллекции не упоминается о такой величине. Как я уже говорил, это — царь рубинов!..
— Ну, хорошо, сударь! Будьте теперь царским ювелиром! — сказал Оливье Дерош, оставляя ему камень.
Мистер Купер, тщательно взвесив его на своих точных весах, положил драгоценный камень в железную шкатулку.
Не запирая еще крышки, мистер Купер взял перо и четким почерком коммерсанта написал несколько строк на бумаге со штемпелем торгового дома.
Написанное он внимательно просмотрел и подал молодому человеку, который прочитал вполголоса:
«Я получил на сохранение от мистера Оливье Дероша необработанный рубин, весом в 930 карат, самый большой из всех, какие мне известны, для того, чтобы временно поместить его в Английский банк, с предложением найти покупателя.
Подписался: мистер Купер и К°.»
— Очень хорошо, многоуважаемый! — сказал молодой человек, складывая бумагу, чтобы спрятать в портфель. — Желаю, чтобы обладание этим камнем не тревожило вашего сна… Надеюсь, это не надолго. Вы найдете меня, как я уже вам сказал, в гостинице «Пельгам», в случае, если понадобится сообщить что-нибудь.
Молодой француз удалился, оставив достойного ювелира наедине с рубином.
Мистер Купер заперся на ключ в своей лаборатории и не выходил оттуда все послеобеденное время. Он испытывал камень, вертел в руках, ощупывал его, бил, перекладывал его на всякие весы, взвешивая со всевозможной точностью; словом, он отдался лихорадочному восторгу собирателя редкостей.
Ведь для мистера Купера это не было только коммерческой операцией, которая могла сделать его известным, нет, для него в этом было наслаждение артиста. Унего была страсть к своему ремеслу; один вид этого замечательного камня заставлял сердце его биться с тревожной быстротой.
Чтобы стать собственником этого камня, без всякого сомнения, он бы пожертвовал всем своим состоянием. Но он был слишком благоразумен, слишком дорожил благами жизни,чтобы мечтать о подобной глупости; оставалось только согласиться поискать покупателя, — для ювелира, влюбленного в свою профессию, довольно и взятой на себя подобной миссии.
Спустя дней восемь, каждый, открывая какую-нибудь английскую газету, мог быть уверенным, что найдет там один или два столбца, посвященные дневным событиям, с такими заглавиями:
Чудовищный камень, написано было в одной газете.
Мамонт рубинов, в другой.
Самый громадный камень в мире.
Французский рубин.
Царь рубинов.
Стоит всех драгоценных камней.
Историческая драгоценность.
Счастье в одной драгоценности и т. д.
Не было такого листка, который не твердил бы об этом; знаменитый рубин стал предметом всех разговоров. Рассказывали, что известные ювелиры с улицы Бонд, мистер Купер и К°, получив предложение купить необыкновенный камень и не имея на это собственных средств, образовали синдикат, чтобы приобрести камень и отшлифовать его. Этот синдикат из богатейших купцов Лондона предлагал за камень громадную сумму в четыреста сорок тысяч фунтов стерлингов, т. е. больше одиннадцати миллионов франков.
Предложение было принято.
Насчет образования синдиката количество статей все увеличивалось, в легком, шутливом тоне, или в серьезном, смотря по направлению журнала; что же касается самой вещи, то здесь уже печать давала полную волю фантазии.
Вся публика была заинтересована; бились об заклад, держали пари; каждый имел собственное мнение, каждый толковал по-своему. Не было обеда, где бы каждый, едва успев проглотить первое блюдо, не задавал бы соседу одного и того же вопроса.
— Каково ваше мнение, мадам или мадемуазель, об этом замечательном рубине?..
Некоторые из верного источника сообщали, что камень стоит в двенадцать раз больше объявленной цены; другие уже утверждали, что камень в столько карат ускользает от определенной оценки, — он может быть оценен наполовину меньше и в десять раз больше. Почтенные торговцы кивали головами, полагая, что синдикат сделал большую неосторожность, что ему трудно будет возместить уплаченные деньги-Многие дамы стали презрительно отзываться о своих украшениях; не один супруг мог услышать язвительные замечания насчет ничтожества бриллиантов той дамы, от камней которой прежде приходили в восторг и даже сохли от зависти ее добрые приятельницы.
— Дорогая моя, кажется, бриллианты теперь не имеют никакой ценности?..
