Александр Казанцев - Сильнее времени (Сборник)
Вилена зажмурилась, слушая одновременно и звуки и незвуки. Она чувствовала чье-то настроение, угадывала непонятную печаль, старалась проникнуть в причудливую вязь чуждой гармонии.
Необыкновенная «музыка» захватывала ее, подчиняла себе, внушала нечто чужое и далекое…
И вдруг с поразительной отчетливостью защелкал соловей. Вилена даже вздрогнула, открыла глаза: те же стены, тот же напряженный Арсений, рядом Костя, развалившийся в мягком кресле, Шилов со взглядом, устремленным в потолок из пористого материала, чем-то похожего на клубящиеся кучевые облака.
Соловью ответил другой, потом третий. И сразу целый хор несуществующих пичуг залился на разные голоса. Они то собирались вместе в могучем звучании, то рассыпались бисерными трелями. А орган, вбирающий в себя звуки, продолжал греметь.
Наконец, звуки, не бывшие звуками, смолкли. Запись кончилась.
— Все-таки ради чего сооружена в космосе глобальная радиоантенна, как не для этого! — патетически возвестил профессор Шилов.
— Звучная клинопись, — определил Костя.
— И все-таки надо пока воздержаться от выводов, — внушительно сказал Игнатий Семенович, выключая аппаратуру. — Не следует обольщать, себя надеждой на разумность того, что мы услышали. Как известно, солнце тоже «поет». От него к Земле летят мириады частиц. В этой самой комнате наши приборы «щелканьем соловьев» не раз воспроизводили полет солнечных корпускул. Звуки в этих случаях вполне условны, как я и предупреждал нашу гостью. Все-таки я надеюсь, ей было интересно познакомиться с нашей будничной работой. — И он поклонился Вилене.
— Что вы! — воскликнула она. — Разве будни? Праздник!
Вилена, не желая мешать ученым, собралась уходить.
Арсений хотел проводить ее, но она воспротивилась. Даже Шилов остался с учениками, увлеченный их «добычей».
Лишь через несколько дней Арсений появился у Ланских. Его приветливо встретила бабушка Вилены, Софья Николаевна, бывшая актриса, очень гордившаяся, что в ее роду была знаменитая артистка Иловина. Как и она, Софья Николаевна не осталась на сцене играть старух, следила за собой; была подтянута и стройна, всякий раз радуясь, когда ее со спины принимали за молодую.
— Вот остаток твоего звездного богатыря, — объявила она Вилене, вводя к ней гостя.
— Останься, бабуля, — попросила Вилена. — Я сейчас позову всех.
— Аншлаг! — улыбнулась бабушка. — У нее для вас сюрприз.
Арсений поднял брови.
Вилена не ахала по поводу его изможденного вида и не объясняла своего замысла. Она вышла из комнаты.
— Что это вы так загримировались под голодающего тысячелетней давности? — продолжала шутить Софья Николаевна. — Или для полета ваш вес слишком велик?
— Признали так в свое время. Когда просился в космонавты. Как радиоастронома теперь терпят. Похудеть есть отчего.
— Да уж знаю. Вилена проболталась.
— Секрета нет. Напротив. Чтобы разгадать смысл звучания, его всем надо знать.
Вошла Вилена с отцом, матерью и Авеноль.
Юлий Сергеевич Ланской, профессор математики и руководитель Кибернетического центра, брил голову, ростом был ниже Вилены, мелкими чертами лица удивительно походил на дочь.
Мать Вилены, Анна Андреевна, казалась большой и рыхлой. Но головка у нее была словно от другой прелестной женщины. Младшая дочь, Авеноль, лицом похожая на мать, казалась по сравнению с ней тростинкой.
Девочка обрадовалась Арсению.
Вилена усадила всех и села за рояль.
Арсений подумал, что будет показано что-нибудь подготовленное к музыкальному конкурсу.
Вилена заиграла.
Арсению трудно было даже представить себе, каких титанических трудов и вдохновения стоила Вилене ее фантазия на «музыку небесных сфер», которую он принял на глобальной антенне и теперь узнал.
Конечно, на рояле было невозможно воспроизвести услышанное в «лаборатории тишины», но Вилена стремилась лишь передать свое настроение, вызванное чуждыми людям звуками. И это удалось ей.
Арсений удивленно смотрел на Вилену, словно видел ее с какой-то новой стороны.
— Ты играла просто чудесно, — вытирая платочком глаза, сказала Анна Андреевна.
— Не знаю, — глядя в пол, сказал Арсений. — Лингвисты, кибернетические машины, уловят ли они в чужой музыке то, что передано на земном инструменте?
Восторженная Авеноль расцеловала сестру.
— Во всяком случае, это любопытно, — сказал профессор Ланской. — Ко мне уже обращался профессор Шилов с просьбой подумать о методах перевода. — И пошутил: — Признаться, я не предвидел, что мне придется расшифровывать игру собственной дочери.
— Не совсем так, — педантично поправил его Арсений. — Игра — восприятие эмоциональное. Требуется — логическое. Порывался прийти к вам в Кибернетический центр. Неудобно заставлять вас еще и дома…
Юлий Сергеевич рассмеялся:
— Можно подумать, что вы о делах вспоминаете только на работе!
— Не знаю, не знаю, — вмешалась бабушка. — В наше время, конечно, тоже спорили о чужепланетных мирах, но… я только «баба» и всю жизнь играла «баб», показывала их любовь, ненависть, горе. Ваших «соловьистых разумян» сыграть не берусь.
— Бабушка, а если бы надо было показать на сцене, как кружат голову разумному головоногому осьминогу? — озорно спросила Авеноль.
— Молчи ты, стрекозунья! — отмахнулась бабушка. — В древности до шестнадцати лет рассуждать не полагалось.
— А я слушала Вилену и представляла себе любовные песни осьминогов.
Уходя, Ратов шепнул Вилене:
— Спасибо… — и добавил, смущаясь: — родная.
Вилена доверчиво взглянула на него, а потом долго, не прикрывая входную дверь, смотрела ему вслед. Она подозревала, что у Арсения это слово было самым ласковым.
На следующий день Арсения в Кибернетическом центре профессор Ланской познакомил с лингвистом Каспаряном, которому поручалось исследование записи.
Это был маленький, поразительно черный человек с синими после бритья щеками и тонкими подбритыми усиками.
Вместе с Ланским они внимательно прослушали запись, посмотрели ее на осциллограмме, наблюдая, как световой зайчик выписывал загадочные ломаные кривые. Потом снова слушали, качали головами и опять переходили на осциллограф.
— Сомневаюсь, — резюмировал первое впечатление Каспарян.
— Почему? — спросил Арсений.
— Почему, почему! — сверкнул Каспарян жгучими глазами. — Да потому, что не оказалось здесь ничего, что ждали в инопланетных сигналах: ни простого ряда чисел, ни теоремы Пифагора.
