Любомир Николов - Десятый праведник
— Сам не знаю, — пожал плечами Николай. — При этой дороговизне деньги куда-то уплывают.
— Да ты и не особо напрягаешься, пока голод не одолеет. Слушай, Ник, хочу тебе по-дружески подкинуть одно выгодное дельце. Если выгорит, потом можешь всю жизнь бить баклуши. Один-два броска через горы. Платят австралийскими долларами.
Николай присвистнул:
— Австралийскими? Без дураков? А что за товар?
— Бриллианты.
— Ясно. Значит, ты теперь на иоаннитов работаешь. Это без меня, дружище. Извини, но мне моя шкура дороже. За бриллианты расстреливают на месте.
— За спички тоже расстреливают, — возразил Гастон.
— Да, но тут сбыл товар — и свободен. А если пойдут слухи, что я замешан в афере с бриллиантами, и выяснять не станут, правда это или нет, пришлепнут на месте. Так что это не ко мне. А почему Баске не предложишь?
— Да я предлагал, — неохотно признался француз.
— И что?
— И слышать не хочет об иоаннитах. Совсем старик из ума выжил. Говорит, что они дети сатаны.
— Может, он и прав. Терпеть не могу фанатиков, какого бы цвета они ни были. Просто трясти начинает, когда их вижу.
Гастон нетерпеливо махнул рукой.
— И я их терпеть не могу, если хочешь знать. Но дело есть дело. Пятнадцать килограммов бриллиантов ждут отправки, а у меня нет надежного курьера.
— Хочешь выйти сухим из воды? — усмехнулся Николай.
И тут же пожалел о сказанном. Лицо главаря утратило всякое выражение, стало непроницаемым, только сквозь щелочки глаз сквозило холодное недоверие.
— Отказываешься, значит?
— Отказываюсь, — вздохнул Николай. — И если бы был уверен, что ты послушаешь моего совета, то посоветовал бы тебе отдать товар обратно.
— Австралийские доллары, — напомнил Гастон.
— Да к черту эти австралийские доллары! Это же бриллианты! Я бы на любой товар согласился — спички, зажигалки, лекарства, даже бензин, чтоб ему пусто было. Но бриллианты… Иоанниты свихнулись, о завтрашнем дне не думают. А ты готов ради них на любые жертвы, ведь если власти пронюхают, не успокоятся, пока не накроют всю курьерскую сеть. Пока они нас терпят, потому что понимают, что без нас как без рук. К тому же у них ни сил нет для борьбы с нами, ни желания блокировать горные тропы. Но если разнесется слух, что мы работаем на этих самых иоаннитов, в игру вступят крестьяне. А ты знаешь, какие они суеверные в последнее время. Охота тебе бегать от толпы крестьян, вооруженных вилами да берданками?
Он распалился и, наверное, мог бы еще продолжать, но с той стороны, где дорога делала поворот, донесся крик сойки. Гастон знаком велел ему замолчать и быстро натянул на голову черный капюшон с прорезями для глаз и рта. Люди в засаде в овраге тоже начали маскироваться, их движения были осторожны и неловки, они старались не высовываться из укрытий. Где-то покатился камешек, упал, и вновь наступила звенящая тишина.
Наконец тишину прорвали новые звуки — топот скачущих галопом коней, скрип плохо смазанных колес и грохот железных ободов по камням и комьям асфальта. Гастон взял автомат и снял с предохранителя. Он выглядел все так же спокойно и уверенно. Его глаза смотрели сквозь прорези капюшона вызывающе и слегка насмешливо, словно он собирался выиграть приз в тире на крестьянском рынке. «Когда-нибудь с ним поквитаются, — подумал Николай. — Шлепнут по дурости, а он даже не успеет понять, что случилось».
Топот усиливался. Внезапно из-за поворота появились первые двое всадников — крупные мужчины в маскировочных комбинезонах и с касками на голове. Они ехали рядом в одинаково прямых позах, опираясь локтями на поднятые кверху дулами автоматы. Не глядя на дорогу, они скользили глазами по косогору и по деревьям наверху, пытаясь выяснить, нет ли где засады. На мгновение взгляд одного скользнул по кустам, и Николай невольно съежился, хотя был уверен, что ветви прячут его надежно.
Следующие двое были вооружены американскими карабинами и держали их у груди наперевес. Нервничают, подумал он. Их пугает тишина. Лошади, которым передалась тревога всадников, тоже ступали нервно и крутили глазами. В нескольких метрах сзади них ехал бронированный фургон, который тянули флегматичные волы. Извозчик был одет в гражданскую одежду, но на облучке рядом с ним сидел солдат с легким пулеметом. Николай почувствовал, как что-то холодное и дрожащее проникает в его желудок. Дело принимало серьезный оборот. Как любил поговаривать Мишин: если дойдет до стрельбы, считай, операция наполовину провалена.
Убивать он не любил. И сейчас ему хотелось проползти вверх, затеряться между соснами и направиться прямо к горам, отказавшись от безумной затеи. Он мог себе это позволить, денег Баски хватит минимум на месяц. Но он знал, что не сделает этого — в его профессии самым важным капиталом были не деньги, а репутация. Если узнают, что в последний момент он дал задний ход, больше никто не доверит ему товар, кроме, может быть, Мишина, да и тот не волен принимать самостоятельные решения. Впрочем, уже поздно. Из кустов незамеченным не выбраться.
За фургоном следовали еще четверо вооруженных всадников. В общей сложности девять человек охраны плюс извозчик, у которого, скорее всего, под облучком тоже было что-то припасено. Слишком много всего, чтобы сдаться без боя. И Гастон должен это понимать.
Его охватило чувство déjà vu,[3] и он почти не удивился, что вначале напряглось тело, и только потом он услышал рядом с собой оглушительный свист. Одно из деревьев справа качнулось и медленно начало падать в сторону шоссе, преграждая путь колонне. Сбитые с толку всадники инстинктивно натянули поводья, завертелись на месте, но было поздно. Люди Гастона повыскакивали из укрытий. Тонкий змеиный свист слился с треском заваливающегося дерева, и первый из всадников удивленно поднес руку к горлу, из которого торчала стрела арбалета, потом качнулся в седле и тяжело рухнул перед медленно ступающими волами. С косогора послышалась автоматная очередь — все еще предупредительная, в воздух. Кто-то закричал. Сзади на поворот с грохотом рухнул огромный кусок скалы. Всадники поскакали к нему, места хватало, чтобы его объехать, но раздался новый свист, и скачущий первым всадник повис на шее коня. Застрочил автомат. Пыльные фонтанчики прошили дорогу возле завала, и животные резко остановились. Солдат с пулеметом соскочил с козел, едва коснувшись земли, и стремительным рывком бросился к оврагу. На долю секунды его согнутое тело словно застыло среди поля, и Николай заметил у него на бедре странную кобуру пистолета с невероятно широким дулом. Гастон вскочил на ноги, держа оружие наперевес у живота согнутой в локте рукой. Автомат его резко пролаял, но беглец уже исчез за откосом, и пули попали в стволы растущих внизу буков.
